Не останавливаясь на фольклорном и семиотическом значении переживаний, укажем, что структура опасений (от леса, границы смерти — кладбища к школе) пациента весьма близка структуре и знаковой конструкции жилищ у яномами Потаноетери, которые живут под навесами в деревнях циркулярного типа. Центр деревни (кругового дома) предназначен для презентаций ритуала и обучения, тела умерших захороняются концентрически вокруг деревни для её охраны от вторжений тропического леса. Концентрическое размещение семейных кланов обнаруживается в деревнях Микронезии. В частности, на острове Тавема концентрическая система проживания в точности соответствует расселению семей. Причины такого концентрического расселения связаны с бессознательным биологическим механизмом.
Рис. 11.
По-видимому, разделение на «своё» и «чужое» в архаическом сознании имело концентрическую иерархию и это подтверждает данные регрессивные переживания.
Рис. 12.
Рисунок сделан вождём острова
Пациентка К., говоря о своих «голосах», отмечает, что от центра к периферии они размещаются так (рис. 13а):
1. Это Я.
2. Это голос мой, спасающий меня. Прорывается очень редко.
3. Это мой, измененный кем-либо или мной самой,
4. Точно знаю, что ко мне в воображении кто-то прорвался, слышу голоса.
5. Они пришельцы (ха-ха-ха).
Рис. 13.
Аналогичные концентрические системы обнаруживаются в росписях и деталях украшений буддистских, христианских храмов.
Концентрические системы относятся к универсальным символам картины мира, они, вероятно, отражают системы родства и картину возвратной миграции, которая предполагает возвращение мигранта к своей территории. Такая миграция может быть приближена к модели птиц, в то время как невозвратная миграция — к модели крыс (V. Samohvalov, V Egorov, 1995). При слуховых галлюцинаторных расстройствах известна динамика от истинных к псевдогаллюцинациям, которые фактически близки к звучащим мыслям: так из внешнего пространства они трансформируются во внутреннее, которое является воображаемым.
Пациентка С., по национальности крымская татарка, подверженная навязчивым мыслям о смерти и помешательстве, а также идеям преследования, рисует «просто так, для развлечения» узоры и орнаменты вокруг своих вещей, в данном случае своих комнатных тапочек, которые симметрично следуют только до края стеныпола. За пределами этого пространства хаос и темнота, которая несимметрична и дезорганизована, включает символы наблюдения — глаза.
Я упорядочивает мир и порядок, спасает от страха и разрушения. Этим задачам, очевидно, служит орнамент ковра и любой орнамент вообще. При выздоровлении она начинает рисовать беспредметные орнаменты, которые распространяются на весь мир, а выписавшись из больницы, увлекается ковроткачеством, которым занимались, по семейным преданьям, ее предки, но она им никогда не интересовалась. Так оказывается, что возникновение орнамента, возможно, служило не только маркирующим, но и защитным задачам.
В целом орнамент, вероятно, восходит к стереотипно повторенным и стилизованным элементам природы или атропоморфным элементам. В частности, дорический орнамент сопоставляется с волной, а столбиковый — с агрессивно оскаленными зубами. Орнаментальное покрытие обоев и элементов фасада, украшенных листьями, лозами, ветвями и цветами, сопоставляют с потребностью человека вернуться к миру саванны, из которого он когда-то вышел, и постоянно, стремясь к своей прародине, стереотипно воспроизводит её детали. Этим, в частности, объясняется стремление к флористике, дарению цветов и собиранию растений в жилище (I. Eibl-Eibesfeldt, 1989). Наблюдение повторяющихся элементов орнамента привносит упорядоченность и релаксирует.
Рис. 14.
Кроме того, орнамент является меткой социального ранга и этнической группы. Совершенно индивидуальные особенности орнамента можно обнаружить в пределах близких этнических групп, например ашанти и эве или русских, украинцев и белорусов. Орнамент ковра отчётливо указывает не только на национальную группу, но и на род, он в целом ближе к завершённой картине мира.
Символы прошлого в переживаниях позволяют реконструировать психические функции в прошлом. Для этого им (переживаниям) необходимо найти соответствующие историогенетические аналоги. То, что архаические функции вновь и вновь проявляются в переживаниях, свидетельствует об их глубинном приспособительном значении, которое следует раскрыть путём интерпретации.