– Конеч…
– Заткнись! – крикнула Пинслип, и тут Миртон понял, что она окончательно свихнулась. То, что она слегка чокнутая, он знал с самого начала, но Гарпаго хвалил ее как астролокатора. У Грюнвальда возникли серьезные сомнения уже тогда, когда она помчалась в грузовой отсек, и потом, когда она включила Машину. Времени на серьезный анализ не оставалось, но, скорее всего, уже тогда в ней что-то надломилось. Фасад нормальности рухнул, и лицо Вайз окутало нечто более глубокое, нежели обычная тень, отбрасываемая ее длинными, почти фиолетовыми волосами. – Да заткнись же, наконец!
Она заговорила уже спокойнее, но голос ее был холоден словно лед:
– Вы не понимаете, каково это. Вы не знаете, каково это, когда он преследует тебя с детства. Он постоянно появлялся и возвращался. Его не могли обнаружить никакие системы! Но он был материален, да… он был материален. А потом появился лед. Я думала, что и он исчезнет, но он здесь. Вы ведь его чувствуете? Должны чувствовать!
– Пин, – тепло проговорила Хакль, но Пинслип не обращала на нее внимания. Она еще не закончила.
– Я видела его. Видела, – повторила она, словно то была ее личная мантра. – Он явился ко мне на Евроме. Постоянно меня сопровождал. Он сказал, что его зовут Арсид. Он рос вместе со мной. А в конце… в конце он выглядел точно так же, как и этот. – Она сильнее прижала дуло револьвера к голове Машины. – Он сказал, что он – Напасть!
– Вайз, – мягко сказал Тански. – Вайз, малышка… Успокойся. Никто даже не знает, была ли в самом деле какая-то Напасть. И что это было такое.
– В самом деле? – удивился Арсид. – Вы в самом деле не знаете?
В наступившей после его слов тишине слышался лишь шум механизмов «Ленточки».
Машина говорила монотонно и спокойно, словно не осознавая грозящей ей опасности. Остальные тоже о ней забыли, слушая в полной тишине, как и Пинслип Вайз.
«Ты все узнаешь, Пин. Разве не забавно? Ты узнаешь, какова правда».
И так оно и оказалось.
– Естественный эволюционный скачок, – говорил Арсид. – Сперва я был несколько удивлен… Ваш способ выражаться… проявлять эмоции… Даже ваша одежда. Я приспособил к вам свою программу, но речь не об этом… Речь о том, что столь многое изменилось. Естественно, я просмотрел данные из Потока, наличествовавшие на «Ленточке». Попытка воспроизвести культуру Терры после того, что вы называете Пепелищем. Но это не похоже на культуру Терры, которую я помню. Вы пользуетесь всеми этими устройствами… всей этой техникой так, словно сами до конца ее не понимаете. Как будто это некие артефакты, которые вы воспроизводите с помощью не до конца понятной технологии. Не понимаю… Неужели то Пепелище, о котором вы говорите, собрало настолько большую жатву?
Я ничего не знаю о Пепелище, – помедлив, продолжил он. – Меня отправили на одном из первых транспортных кораблей в начале Машинной войны. Мы называли ее несколько иначе – Войной за существование. Или Войной Единства. Вы в самом деле не помните? Прошу прощения, – добавил он, видя, что все непонимающе смотрят на него. – Минуту… может, я начну сначала?
– Прекрасная мысль, – тихо пробормотал Тански. Остальные обошлись без комментариев.
– Мне придется перенестись во времени к первым структурам Галактической Империи, – объяснил Арсид. – Не могу точно сказать, о каких датах речь, поскольку я даже не знаю, какой год сейчас. Я еще не провел точного анализа расположения звезд Галактики… то есть Выжженной Галактики. Может, если бы я оказался в окрестностях Терры… Так или иначе – вы знаете о Парадоксе восприятия? О проблемах контакта с Иными? Вам об этом известно?
– Конечно, – кивнул Грюнвальд. Арсид улыбнулся, словно полностью забыв о приставленном к его голове дуле.
– Прекрасно. В таком случае лишь небольшое резюме: человечество не смогло вступить в настоящий контакт и вынуждено было довольствоваться поверхностным. Миры Иных были условно приняты в состав Галактической Империи. Главной проблемой оказался Парадокс восприятия. Наблюдаемая Иными реальность и правящие ею законы были столь далеки от восприятия ее людьми, что контакт оказался, по сути, невозможен и уж наверняка недостижим на тогдашнем эволюционном уровне человечества. Легко догадаться, что произошло затем. Естественным образом, часть научных ресурсов была брошена на исследования, связанные с вышеупомянутой эволюцией. В числе прочего возобновились исследования осовремененной теории средневекового панпсихизма. Предполагалось, что удастся доказать существование потенциально разумного бытия, сознание которого можно пробудить посредством успешного наблюдения и ретранслировать его словно физическое явление, зависящее от роли наблюдателя. Таким образом осознавать собственное существование мог бы даже стол в этой кают-компании, при условии, что удалось бы подняться на более высокий уровень наблюдения, которое могло бы это сознание активировать. Сперва подобные вопросы выглядели абсурдными, но велись поиски любых возможных решений Парадокса восприятия. И таким образом удалось дойти до исследования окончательной структуры Вселенной, – подытожил он.
Все сосредоточенно слушали, переваривая его слова.
– Как известно, исследованное пространство, в которое можно войти, – это шкала Планка, где пространство-время подвержено квантованию, – продолжил он. – Там происходит корреляция между материей, энергией и информацией, и трудно отделить одно от другого. Говоря об информации, я имею в виду некоторый бесконечный ряд данных, закольцованный во времени и практически неограниченный. Таким образом, в глубинной структуре того, что мы воспринимаем как реальность, могла содержаться не только вся информация, но и платоновские идеи. Было установлено, что эта информация, или, скорее, информационное ядро, могло содержать вместилища разумной информации. Где, однако, провести границу между мертвой и живой информацией? И могла ли реально существовать эта «живая информация», возникшая вследствие корреляции неограниченных временем и пространством данных? В то время это был весьма непростой вопрос, но все же высказывалось мнение, что эта разумная информация могла стать чем-то вроде скрытого сознания, способного заметить успешное наблюдение. Также утверждалось, что такой высший уровень наблюдения означал бы и высший уровень сознания, дающий возможность установить контакт с Иными помимо обычных ненадежных средств связи. Таким образом пытались преодолеть барьер эмергентности. На помощь пришли исследования искусственного интеллекта. Благодаря им были созданы генокомпьютеры, эволюционные вместилища памяти, основанные на естественном разрастании нанитово-клеточной ДНК. В процессе исследования Глубины были запущены также первые тессеракт-компьютеры, благодаря которым мое сознание, по сути, ничем не отличается от вашего. Были наконец активированы на более высоком уровне функционирования содержащиеся в человеческом мозгу микротрубочки. И наконец, после сотен лет исследований, была создана Напасть, – закончил он.