Вот он схватился за шею, издавая булькающий хрип.
Вот я, брызгая слюной, рубанул еще раз наотмашь.
Вот с клинка срываются красные горячие капли.
Вот они падают на пыль у крыльца.
Вот грузное тело боярина в располосованном дорогом кафтане оседает мне под ноги.
Вот в ужасе шарахаются от сабли в сторону оторопевшие чада и домочадцы Всеволожа.
Вот из гридни валят молодшие во главе с Волком, оттесняя просителей, а я страшно кричу чужим голосом:
— Вор и князю своему изменник!!!
Как я взобрался на крыльцо на неверных ногах — бог весть, не иначе, Волк поддержал, пару раз чуть не подогнулись коленки. Бухнулся на первую же лавку за дверями, уронил саблю и завыл.
Трясло и колотило меня минут пять, прежде чем я восстановил контроль над телом. Вот ей-богу, закурил бы, но сука Колумб еще даже не открыл гребаную Америку, а конопля у нас растет поганая.
Черт, черт, черт… Надо что-то с этими закидонами делать. Транквилизаторов нет, ничего нет, травок что ли каких попить — так спирта теперь тоже нет, на чем настойку делать?
Я дышал, смахивал заливавший меня пот и пытался унять дрожь в руках и ногах. Волк подобрал и обтер лезвие, глянул и, не надеясь, что я справлюсь, откинул полу моего опашня и сам вложил саблю в ножны. Я только смежил веки, показывая, что оценил, а потом ухватился за подставленное плечо, вздел себя на ноги и побрел к себе в покои. Ну как покои — опочивальня, перед ней крестовая палата с иконами и аналоем, комнатка рабочая, комнатка передняя и передние сени. Две последние, по сути — приемная и предбанник приемной. Вот и все личные апартаменты великого князя, даже на четырехкомнатную квартиру еле-еле, площадь совсем невелика.
На княгининой половине дым стоял коромыслом — Машка затеяла генеральную уборку, раз уж все в порядок приводить и на меня из одной двери надвинулась… задница. Крепкая такая, завлекательная — сенная девка мыла полы, подоткнув подол и сверкая на весь переход голыми ногами. Недожженый адреналин полыхнул желанием и я ухватил ее за ягодицу, девка мигом разогнулась и замахнулась на охальника мокрой тряпкой.
Правда, шлепнуть не успела — опознала, ойкнула и порскнула в сени, на ходу оправляя юбку, а на шум и топот из горницы некстати вышла Машка, вопросительно вздернув бровь, но увидела меня и подошла поближе.
— Васенька, на тебе лица нет…
В полумраке перехода сверкнули голубые глаза, красные губы и к щеке прижалась прохладная ладошка. Мне потребовалось все самообладание, чтобы тут же не затащить венчанную жену в темный угол и не исполнить супружеский долг. Не-не-не, держаться надо, у меня Липка есть…
— Ништо, — махнул я рукой и зачем-то поведал причину, — боярина Всеволожа зарубил.
— И что теперь будет? — тоже ойкнула великая княгиня.
— Перемелется, мука будет, — постарался я улыбнутся, изо всех сил сжимая зубы и пятясь к лестнице.
Ссыпался вниз, пробежался по подклетям, распугивая прислугу, не успевшую спрятаться при вести «князь нынче грозен!», в чулане при мыльне нашел Липку и притиснул ее к стене, потащив с плеч сарафан.