От этих снов я никогда не просыпаюсь резко. Сон так плотно окутывает меня, что на то, чтобы вынырнуть из него, у меня уходит немало времени. Волосы мокрые, кровать тоже. Тело сходит с ума, реагируя на сон так, словно это зараза. Пытается выжечь ее.
Чувствую себя вялой и сбитой с толку, как будто я не на своем месте, хотя на самом деле нахожусь у себя дома. Порой мне кажется, что я всегда смотрю не в ту сторону, как будто жизнь, которую я должна вести, идет в другом направлении по сравнению с той жизнью, которую я веду сейчас. Сильнее всего ощущение становится, когда я просыпаюсь в этой квартирке. В полубессознательном состоянии мой разум ожидает увидеть квартиру, где я жила с Эриком, или — хуже того — дом, где я выросла. Словно мой разум застрял в юности и не в состоянии понять путь, по которому пошла моя жизнь.
Не могу больше спать. Только не после одного из таких снов. Натягиваю старую, изношенную футболку и шорты, забираю с лестничной площадки велосипед и тащу его вниз по лестнице. Еду на юг в сторону Бродвея. Транспорта в субботу вечером мало, в воздухе чувствуется прохлада, небо подернуто оранжевой дымкой заката. Объезжаю притормозившие машины, ожидающие посетителей баров или отправившийся пораньше поужинать народ. Надеюсь, что с озера подует ветерок, который сможет согнать пот у меня с кожи, пока еду, но вокруг лишь неподвижный соленый воздух. В этом особенность Чикаго: воздух здесь похож на глоток холодного неба, а зимой в определенных частях Чикаго-Луп[5] разносится запах шоколада от расположенной неподалеку кондитерской фабрики. Но летом весь город воняет выхлопными газами, асфальтом и испарениями из канализации. Этого почти достаточно, чтобы начать мечтать о похолодании.
В спортзале по вечерам всегда кто-то занимается, даже в выходные. Обычно это те, кто работает посменно. Как и я, они выпускают пар, прежде чем выйти на работу. Или расслабляются после субботней смены, во время которой приходилось наблюдать за тем, как развлекаются другие. Это зал для бокса, очень старомодный, тут в основном мужчины, а я к такому не привыкла. И все же это лучше, чем ничего. Пристегиваю велосипед у входа и ныряю в зал. Здесь влажно от пота, а грохот хип-хопа придает ритм каждому движению. Взмахом руки приветствую Рэнди за стойкой регистрации и иду к матам, чтобы размяться. Всего несколько прыжков с разведением рук и ног, несколько отжиманий — в основном упражнения для верхней части туловища, поскольку по пути сюда я крутила педали. Затем оборачиваю руки тканью и занимаю место у подвесной груши.
Когда кулаки врезаются в туго натянутую ткань, по пальцам проходит болезненное покалывание. Постепенно, не без протеста, руки просыпаются, и я вхожу в ритм. Скорость. Мне нужна скорость, потому что мне никогда не хватит силы.
Если ты женщина, то этот урок усваиваешь быстро. Поэтому я боксирую только для того, чтобы поддерживать себя в форме и не потерять преимущества над противником. В целом бокс для меня бесполезен — в основном потому, что этот вид спорта придуман для мужчин. Его правила создают равные условия, но дают преимущество тем, у кого больше вес и сильнее торс. Стоя в двух футах от противника и обмениваясь ударами, побеждают те, кто может дальше дотянуться, те, кто мощнее. Я стала приходить сюда только потому, что этот зал недалеко от моей квартиры в Аптауне, и потому, что больше не могу позволить себе посещать свой старый спортзал.
Живя с Эриком, я ходила в школу джиу-джитсу в Бактауне. Это были серьезные тренировки. Я училась болевым приемам и захватам, борьбе на ковре, тому, до чего судья никогда не позволит дойти боксерскому поединку. На ринге у меня нет ни единого шанса против парней, тренирующихся бок о бок со мной. Поэтому в спорте и есть весовые категории — поставь кого-то вроде меня против тяжеловеса, и схватка закончится очень быстро.
Но если убрать правила, перенести поединок на ковер и дать мне возможность использовать скорость, силу и технику, я могла бы вырубить противника, полагаясь на скорость. Если достаточно тренироваться. В реальности мне бесполезно бить человека вдвое тяжелее меня. Там нет арбитра, который определил бы, честная схватка или нет. Что бы ни показывали в кино, в реальности у меня мало шансов нанести серьезный ущерб мужчине, который весит намного больше меня. Но могу ли я застать его врасплох, выиграть для себя несколько секунд, чтобы бежать? Это я умею. И все же, пока я бью по груше, я думаю, что иногда хорошо просто что-нибудь на хрен побить.
Побоксировав с одним из парней более легкой весовой категории, я, как всегда, устаю оттого, что не могу подобраться к нему ближе и сбить его с ног. Сейчас я не чувствую никакого триумфа. Не радует даже сам удар. Я хочу сделать противника беспомощным, а не наставить ему легких синяков. Хочу представить, что могла бы убежать от него, если бы возникла такая необходимость. Если бы до этого дошло.
Почувствовав себя достаточно выжатой, я поворачиваюсь и замечаю у стены наблюдающего за мной знакомого. Коулман. Я догадывалась, что рано или поздно столкнусь с кем-нибудь из прошлой жизни, но то, что я вижу его здесь, в непривычной обстановке, немного сбивает меня с толку. В последний раз я видела Коулмана на вечеринке, когда занималась сексом с официантом в ванной комнате на втором этаже его таунхауса. Очень надеюсь, что он об этом не знает.
Встретившись со мной взглядом, он приподнимает воображаемую шляпу и идет мне навстречу. Я как раз выхожу с ринга.
— Не сразу тебя узнал, — говорит он, указывая на мою стрижку. — Минутка понадобилась.
— Ага, — отвечаю я.
Сам-то он ни капельки не изменился. Невысокий и крепкий, как и большинство здешних парней. Коулман питает одинаковую страсть к смешанным боевым искусствам и своей работе в сфере финансов, потому что он из тех, кому всегда нужно быть на тропе войны, даже если на нем деловой костюм. Интересно, как много Эрик рассказал Коулману о нашем разрыве. Никогда не считала их близкими друзьями. Так, приятели по работе. Но, может, Эрик все же что-нибудь говорил ему. Знать бы, что Коулман теперь обо мне думает.
— Как работа? — спрашиваю я.
— Хорошо. В этом квартале мы просто в ударе, — говорит он, будто передает важную информацию. — А Синди беременна. В октябре должна родить.
— Поздравляю, — отвечаю я. — Ты, наверное, счастлив…
— Конечно! — Он кивает. — Я попросил Эрика стать крестным отцом. Знаешь, подумал, ему это пойдет на пользу.
— Очень мило с твоей стороны, — отвечаю я.
Видимо, Эрик и Коулман все-таки ближе, чем я думала.