Гуннар фыркнул:

— Я знал, что может привлечь твое внимание. Ты всегда был к ней неравнодушен.

— Отстань.

Сигне вспомнила, как он подростком, с челкой, закрывающей глаза, запинаясь, сообщил ей, что встретил девушку.

— Я ей сегодня отвозил еды, — добавил Гуннар. — Она на Гастхольмене.

— Уф, не говори так.[1] Это место называется Грошер.

— Когда она приехала? — спросил Матте.

— Вчера, думаю. Она вместе с сыном.

— И на сколько?

— Она не сказала.

Гуннар положил пластинку снюса под губу и откинулся на спинку стула.

— С ней все хорошо? — спросил Матс.

Отец кивнул.

— Выглядит она хорошо, как обычно. Наша Энни красавица. Только глаза грустные, но, может, это мне померещилось. Может, какие проблемы дома. Откуда мне знать?

— Да, лучше о таких вещах не сплетничать, — сказала Сигне. — А мальчика ты видел?

— Нет, Энни встретила меня на пристани. Но ты можешь съездить к ней в гости, — Гуннар повернулся к Матте. — Она наверняка будет рада гостям. Она там одна на Гастхоль… Ой, прости, на Грошере, — поправил он, бросая взгляд на жену.

— Все это глупые суеверия. Не стоит их поощрять, — высказалась Сигне, нахмурив брови.

— Энни в них верит, — тихо произнес Матте. — Она всегда говорила, что ощущала их присутствие.

— Чье присутствие?

Сигне не хотелось об этом говорить, но любопытство пересиливало.