А после… Егор все еще часто дышит, жадно меня целует и трогает, трогает, снова и снова. Совсем не нежно, но и не настолько грубо, чтобы можно было обидеться. Он не может с собой справиться, так сильно кайфует, что не успевает за эмоциями.

— Вероничка, черт, я умею быть нежным. Честное слово, умею, — шутит, но по интонациям чувствую — ему не по себе. Разум возвращается, Егор паникует: — Боже, ты сейчас сбежишь от меня. Посмотри на меня. Все нормально?

Качаю головой, не сразу понимая, о чем он вообще. Егор продолжает:

— Не было больно? Черт, — восстанавливая дыхание. — Обещаю, еще несколько раз… Ну, скажем, пять… и я смогу себя лучше контролировать. Я буду нежнее. Даже начну запоминать, как тебе нравится и что ты любишь, — я улыбаюсь, и он чувствует себя увереннее: — Дашь мне фору еще пять раз? — мне становится смешно. Да, нежнее — было бы прекрасно, я бы хотела с ним попробовать нежнее, но даже так — меня полностью устраивает. На все двести процентов. — Просто когда касаюсь твоего тела., тебя… у меня крышу рвет. Я… не помню, чтобы когда-то так хотел женщину, что не мог остановиться.

Мы обнимаемся некоторое время, жмемся друг к другу, как одна из тех самых влюбленных парочек, которые всех раздражают в общественных местах. Никак не выходит отлепиться друг от друга. Затем я начинаю приводить себя в порядок. Ни салфеток с собой, ни воды…

Егор прислоняется спиной к стене, снова курит, наблюдая, как я использую белье в качестве платка, стягиваю разорванные колготки, собираю все это в комок и прячу в карман его пиджака, так как выбросить пока некуда.

Его рубашка расстегнута на несколько пуговиц. Грудь все еще часто вздымается, а потом, когда я чувствую себя более-менее готовой возвращаться, он произносит:

— Поехали домой? Продолжим.

— У меня… кажется, встреча.

— Серьезно? Ты пойдешь сейчас на свидание с другим? — слегка насмешливо.

— Может, и пойду. Мало ли чего от меня ожидать можно.

— Перестань. Ну как мне еще извиниться? Ты уже не права, перебарщиваешь, Вероника, да и у меня фантазия закончилась. Ладно, признаю, это даже неплохо, что у нас обоих не самое светлое прошлое за плечами. Главное, что оно остается там, позади.

— Не знаю, Егор. Ты мне снова солгал, — говорю нарочито печально. — Сказал, что размер у тебя там… увеличился. Купилась. В итоге — все то же самое. Даже уменьшился немного, по ощущениям. Как тебе доверять после этого?

Он сначала хмурится, не понимая, к чему это сказано, а затем до него доходит. Он хохочет. Громко. Запрокинув голову. Искренне. Мне тоже становится смешно.

— Поехали домой? — повторяет с улыбкой. — Мы отличная пара. Я влюбился в тебя, Вероника. Что хочешь проси — сделаю. Вообще что хочешь, — веселым голосом.

— Пойдешь прям сегодня в ЗАГС разводиться?

— Пойду. Правда, туповато ночь сидеть у закрытых дверей, но скажешь — пойду.

— Ох, Егор, — я подхожу к нему ближе, тоже прислоняюсь к стене. Ноги ватные, стоять не так легко. В его длинном пиджаке мне совсем не холодно даже без колготок. Понятия не имею, не замерз ли он сам, хочется потрогать ладони, едва сдерживаюсь.

— Давай я тебе сначала расскажу о том, что тогда случилось у нас с Генкой.

— Да похрену уже, — перебивает меня. Не хочет слушать. Кожей ощущаю, что не хочет, боится этого знания. С самим фактом смирился, но в ужасе от мысли прояснить подробности. Ревнивая скотина — Озерский. Он никогда не изменится. Его отвращение к моему прошлому снова обижает. Но ведь я такая, какая есть. И если он не готов меня принять на сто процентов, то лучше нам разойтись, чем продолжать друг друга мучить.