Прежде, чем решить, стою ли я вашего времени, вы должны узнать обо мне несколько вещей. Во-первых, я не могу иметь детей. Ого, да? Вы такие сейчас: эм-м-м, ладно. Опускаете глаза, а сами не можете сдержать неудобную улыбочку. Вам кажется, это не та информация, которую стоит сообщать при знакомстве, но поверьте, именно та, оказывается. Несмотря на то, что с десяти лет я был безнадежно влюблен в старшую сестру своего лучшего друга, я пытался строить отношения с другими женщинами и быть типа счастливым.
Дважды я признавался в своей проблеме девушкам, которые до этого клялись, что хотят встретить со мной старость. Одна из них минутой ранее согласилась стать моей женой. А потом они меня бросали, обозвав мудаком и заявив, что о таком стоит предупреждать заранее, чтобы нормальные люди не теряли время.
Окей, вы предупреждены заранее.
Во-вторых, я настолько мечтателен и наивен, что когда Ксюха забеременела, подумал, что свершилось чудо. Слово, обозначающее мой диагноз, едва помещается по длине в строчку страницы А4, но врач намекнул, что в его практике случались удивительные вещи. Природа имеет медицину всевозможными способами под настроение, а основной инстинкт — на то и первый, что самый сильный. Давайте поспорим, если хотите. Я любил ее с нежных десяти лет, почему бы небу не сделать мне подарок за то, что сумел добиться женщины своей мечты?
Наивен, но не глуп. После счастливой новости я начал почитывать сообщения в ее телефоне, просматривать историю браузера, иногда следить. Ну, для разнообразия. И, как выяснилось, не зря. Мы превратились в охотника-жертву, чем упорнее я догонял, тем искуснее она пряталась. Радовался будущему отцовству, как все уже поняли, я недолго, а точнее — двенадцать дней. Принимал поздравления, дарил жене подарки. А потом пришло время заслуженной расплаты за обман. Ксюше я не сознался, что бракован. Мне почти двадцать девять, ей тридцать два, я думал, у нас еще есть время побыть просто вдвоем, а когда вопрос встанет ребром, что-нибудь обязательно придумаем… вместе. Я, скажем так, был готов пойти на уступки. Но только не секс с другим. Е*бать, ну конечно нет!
Гребаный трындец, вот что происходит сейчас. Сука, ну почему? За что, блин, мне все это? Я не из тех, кто шантажирует любимых суицидом, мне ближе вылезти из кожи вон, доказывая, что все в полном порядке, а затем неожиданно всех удивить, сиганув с высотки на мокрый асфальт. Иногда мне кажется, что вытерпеть такое невозможно в принципе, как и решить мои проблемы. Если бы я был семнадцатилетней ванильной белоснежкой, я бы просто все бросил и сбежал. Вместо этого с похмелья фигачу боксерскую грушу со всей дури: пытаясь вымотаться до состояния бессилия прежде, чем пойти домой. Я солгал Веронике, нет у меня сегодня работы, полностью свободный день, еще один из череды многих, которые надо пережить.
— Что ты мне вчера за дурь подсунул? — вместо приветствия говорю тренеру, как только тот подходит ближе, чтобы прокомментировать мои удары. Тренер он так себе, как вы уже поняли, но дружим мы полжизни, поэтому менять его не собираюсь.
— А что? Не вставило? Или, наоборот, хочешь еще? — посмеивается Илья. — Сильнее размах делай, что за бабьи шлепки. Позорище, Озерский.
— Вставило нормально, но такого… — ударяю еще несколько раз, вкладывая последние силы, и останавливаюсь. Ловлю раскачивающуюся грушу, утыкаюсь в нее лбом, по которому крупными каплями катится пот. Облизываю губы, и кажется, что он, пот, у меня с привкусом спирта. Говорю, запыхавшись: — Такого голода я не испытывал со времен турпохода на Байкал. Черт, я проснулся в шесть утра от того, что понял — подыхаю! Залпом выпил два сырых яйца и сожрал пучок сельдерея!
— Кого?! — громко хохочет Илья. — Сельдерея? Это такая фиговина зеленая?
— Да, блин, зеленая! Сгрыз его, как чертов кролик, еще и пальцы облизал, пока ждал, когда раскалится сковородка для яичницы.
Он пополам складывается от смеха, пока я вытираю полотенцем шею.
— Откуда он у тебя вообще взялся?
— Димас забыл пакет с продуктами, я уже неделю их подъедаю в студии.
— А, ты в студии ночевал? Я думал, Ксюха снова у родителей, не кормит тебя.
— Не, Ксюха готовит, как шеф-повар, играет в домохозяйку с таким рвением, что мне иногда страшно. Она молодец, чувствую, мальчик никогда не женится, с такой-то мамашкой! Будет требовать от жены невозможное.
— Вы имя еще не придумали?
— Нет, решили с этим не торопиться.
— Слушай, Егор, — его голос становит тише, его почти не слышно за ударами и пыхтением парней, занимающихся поблизости, — ты же сегодня будешь у меня вечером? Я на тебя рассчитываю.
— Нет, дела.