— Ужасно. Скоро начну глядеть на тебя, как Наташка на Славу, и всем все будет ясно.
Уже через несколько минут она спала, уткнувшись мне в бок и щекоча своим теплым дыханием.
Я устроился поудобнее, но сон все равно не шел. Прислушался к ровному дыханию Леры и с удовольствием зажмурился: здорово, что я ей не стал докладывать о своих сомнениях. Хорош бы я был!
И самодовольно подумал, что она, и в самом деле, влюблена в меня.
И представил себе, что, когда я буду возвращаться домой, она будет меня встречать. Выбежит мне навстречу из кухни, и будет умопомрачительно вкусно пахнуть что-то, булькающее в кастрюльке, и мы будем всей семьей долго и со вкусом ужинать, а потом я расскажу ей, как прошел день, и она будет слушать меня, внимательно глядя живыми карими глазами. А потом мы все вместе будем смотреть телевизор, и я потихоньку буду гладить ее бедро, туго упакованное в домашние джинсы, представляя себе, как все будет потом.
От этой картины, представившейся взору, я даже застонал от удовольствия. Лера тут же заворочалась, и я погладил ее плечо и тихо поцеловал волосы. Она затихла.
Когда я проснулся, подушка рядом со мной была пуста. Я поднялся, заглянул в ванную комнату. Там тоже никого не было. Уже слегка встревоженный, я слетел по лестнице вниз. В кухне Леры тоже не оказалось.
С бьющимся сердцем я скатился по ступеням, и у самой калитки увидел свою красавицу. Она возвращалась откуда-то с Ольгой Алексеевной, домоправительницей моих соседей. Они беседовали, стоя у калитки.
— Говорил же тебе, чтобы ты все время была на глазах!
Увидев мое перекошенное лицо, Лера виновато улыбнулась:
— Сережа, ты меня искал? Господи, да я просто хотела, чтобы ты выспался. Ольга Алексеевна шла на кладбище, и я с ней напросилась.
Я извинился за то, что не поздоровался. Ольга Алексеевна внимательно на меня посмотрела и сказала:
— Знаете, Сергей, мне тоже неспокойно на душе. Я ни на минуту не поверила в самоубийство Владимира Георгиевича. Поверьте, я хорошо его знала. — Она горько улыбнулась. — Обычно прислугу в доме мало замечают. Но мы многое видим и знаем, и, даже если при этом молчим, тоже имеем свое мнение.
Она уже хотела оставить нас, но вдруг остановилась:
— А знаете, это даже хорошо, что мы с вами встретились здесь. Я думаю, нам надо поговорить. У нас в доме странные дела творятся нынче. Лидия Петровна явно не в своем уме, оно и понятно, она ведь очень любила Володю. Владимира Георгиевича, — тут же поправилась она. — Она то поет, то причитает, но в доме все делают вид, что ничего не происходит. Только Лика, его сестра, неотлучно сидит при ней. А сама Лика Георгиевна с лица вся почернела. Она с братом не виделась годами, все по заграницам жила, а вот его смерть такое впечатление на нее произвела.
Она спохватилась:
— Вам, наверное, это вовсе не интересно. Я так понимаю, что и тебе, Лера, и вам эта история доставила неприятные переживания. И я рада, что в такую минуту вы оказались рядом. — Она посмотрела ей в глаза, улыбнулась грустно: — Ты росла на моих глазах и всегда мне нравилась. В детстве ты была хорошей доброй девочкой, и стала замечательной женщиной, способной сделать счастливым мужчину, который будет рядом с тобой. Это дорогого стоит, поверь. Люди разучились быть счастливыми.
Лера в задумчивости шла рядом со мной.
Она подняла на меня глаза:
— А знаешь, мне только сейчас пришло это в голову. Кажется, она любила Владимира Георгиевича. Иначе зачем бы ей терпеть столько лет выкрутасы Лидии Петровны?