Глава IV

Опасная прогулка

За шесть лет плаваний отца я привык к тому, что его место за столом оставалось незанятым. Но теперь, после катастрофы, эта пустота производила удручающее впечатление.

После смерти отца мы не впали в нищету, потому что у нас был домик и немного земли, но моя мать теперь была вынуждена работать изо всех сил, чтобы сводить концы с концами. Она и раньше славилась своим умением гладить. В нашей местности чепчики считались лучшим головным убором для дам, и мама никогда не оставалась без работы.

Братья Леге сочли своей обязанностью помочь несчастной вдове.

– Вы будете приходить на работу к моему брату раз в две недели, – сказал старший Леге, – и ко мне раз в две недели. Тогда четыре дня в месяц у вас всегда будут оплачены. А иметь твердый заработок в наше время – это что-нибудь да значит!

На этом их помощь и заканчивалась. Нельзя сказать, чтобы жизнь человека была оценена слишком дорого!

В будние дни я почти все свое время проводил вне дома. У меня были свободны утро и вечер, часы до и после школы, и я мог делать все, что хотел.

Я любил гулять по дамбе или по песчаному пляжу – это зависело от того, был ли на море прилив или отлив. Как ни старалась мать удержать меня дома, все было напрасно: я всегда находил предлог убежать, а потом оправдаться. Хорошо еще, что я не пропускал уроков. Но когда возвращались суда из Ньюфаундленда, и в дни больших приливов и больших отливов, если только погода не была очень уж дурной, я обязательно убегал на берег.

Как-то перед большим отливом я пропустил школу. Тогда-то и произошло событие, оказавшее большое влияние на всю мою жизнь.

Это было в конце сентября, в пятницу, когда во время отлива обнажились скалы, обычно не выступавшие из воды. Утром, вместо того чтобы идти в школу, я отправился на берег, где в ожидании отлива принялся завтракать. До отступления воды оставалось еще больше двух часов.

Вода пока прибывала и надвигалась на скалы, как при наводнении: стоило только отвести глаза от какого-нибудь камня, как через минуту его уже было не найти: он тонул в пелене брызг и мутной воды. Вода поднималась быстро, но спокойно. Казалось, скалы сами погружаются в воду; полоса белой пены отделяла голубое море от желтого песчаного пляжа. На далеком горизонте взгляд терялся в глубине бесконечного пространства. Сегодня видно было гораздо дальше, чем обычно: можно было рассмотреть мыс Вошель и верхушку горы Аваль, которые бывают видны только в самые ясные дни.

Море стояло еще высоко слишком долго, и мое терпение с трудом выносило такое испытание. Наконец-то начался отлив. Я спрятал между камнями свою корзинку и сабо и босиком последовал за отливом. Я шел по мокрому песку, оставляя глубокие следы, которые быстро заполнялись водой.

Почти весь наш берег был песчаным, хотя там и сям попадались группы камней и скал, которые море при всей своей разрушительной силе никак не могло уничтожить. Эти скалы во время прилива образовывали маленькие островки. На одном из них я поискал под водорослями краба, но не нашел. И тут меня кто-то окликнул.

Те, у кого совесть нечиста, не отличаются храбростью, и я, увильнувший от учебы, тоже испугался. Однако, подняв глаза, успокоился: тот, кто меня окликнул, не мог послать меня в школу. Это был старик с белой бородой по прозвищу Воскресенье; его так называли потому, что слугу его звали Суббота. На самом же деле имя старика было господин де Бигорель. Он жил на маленьком островке в четверти часа ходьбы от Пор-Дье. Когда-то этот остров соединялся с землей тонким перешейком, но де Бигорель велел перекопать его, и теперь это был настоящий остров, омываемый со всех сторон водой.

Де Бигорель слыл у нас чудаком. Он всегда ходил с раскрытым огромным зонтом и жил в уединении. Особенно окружающих поражала смесь суровости и доброты в его обращении с людьми.