Как я ни старался удержаться, но все-таки заплакал. Де Бигорель не рассердился и постарался успокоить меня ласковыми словами.

– Давай покричим, – предложил он. – Если там есть таможенный сторож, он нас услышит и ответит нам. Должна же быть хоть какая-то польза от этого грубияна!

Мы принялись кричать: он – своим сильным голосом, а я – слабым и прерывающимся от слез. Но никто нам не отвечал, даже эхо. Эта мертвая тишина усиливала мой страх: мне казалось, что я уже умер и теперь бреду по дну моря.

– Идем, – сказал старик. – Ты еще можешь идти?

Он взял меня за руку, и мы пошли наудачу. Время от времени он обращался ко мне с какими-нибудь словами ободрения, чтобы я не раскисал, однако я чувствовал, что он беспокоится и сам не верит своим словам.

Прошло еще около получаса. В отчаянии я вырвал свою руку из ладони старика и с рыданиями упал на песок:

– Оставьте меня, я умру здесь!

– Ну, пойдем же, мой милый, уже начался прилив. Ну, не плачь, не плачь… Разве ты можешь умереть? Ведь у тебя есть мама. Вставай же, пойдем.

Но все было напрасно – я не поддавался на его уговоры.

Старик призадумался, но тут я вдруг громко вскрикнул.

– Что, дитя мое?

– Тут, тут… Наклонитесь ко мне!

– Ты, может быть, хочешь, чтобы я тебя взял на руки?

– Нет, нет. Дотроньтесь вот здесь.

И, схватив его руку, я положил ее на песок.

– Ну, и что же?

– Вы чувствуете? Вода!

Наш берег был покрыт мелким глубоким песком. Во время отлива вода, которую песок впитывал в себя, как губка, сбегала каплями, соединяясь в маленькие, почти невидимые ручейки, и все это по уклону сбегало к морю. Это и были те струйки, течению которых сейчас мешала моя рука.

– Берег там, я чувствую, откуда течет вода!

В ту же минуту я вскочил: надежда возвратила мне силы, теперь де Бигорелю не приходилось меня подгонять.