Сравнивая свое советское и американское существование, Алик пришел к мысли, что там, в Союзе, для него, да и для многих из перебежчиков, все-таки лучше. Дешевое жилье, всеобщая нищета, бездумие... В Стране Советов можно было всю жизнь пролежать на диване, нигде не работая, и — не пропадешь... Главное — не высовываться. Вновь стукнуло в голове: вернуться! Приехать в родной Свердловск с кучей барахла и сувениров, денег обменять по спекулятивному курсу — миллион будет! Продукты с рынка, хорошая машина, девочки... И ведь все реально! Не зря же он страдал в Америке...
Однако газета «Новое русское слово» каждодневно устрашала условиями тамошней жизни, возрастающей юдофобией, неотвратимостью прихода к власти «твердой руки»...
Останется тысяч тридцать — слиняю, читая прессу, решал Алик. Нет... двадцать. Все равно хватит! Двадцать на двадцать... Да почти полмиллиона!
Будучи оператором, получая чуть более сотни в месяц, он и думать о таких цифрах не мог, а ведь хватало, жил, даже гулял и развлекался... А уж тут-то никакая инфляция не страшна, лишь бы здоровья хватило...
Алик послал маме письмо: готовься выслать гостевой вызов, жажду узреть свою замечательную родину. Затем совершил вояж за визовыми анкетами в Вашингтон, заполнив их тут же, в автомобиле и вернув сотруднице консульства.
Через месяц анкеты отбыли почтой в СССР, к маме, которая по версии, изложенной судье в Сан-Франциско, давно почила в бозе. Старушке надлежало сходить в ОВИР, заполнить бумаги, прождать месяцы и, получив, наконец, разрешение на въезд сына, отправить соответствующую бумагу Алику. Далее бумага вновь направлялась в Вашингтон, в консульство, откуда через месяц приходила виза на въезд в Союз нерушимый.
Процедура мучительная. Неблизкие поездки в Вашингтон экономили месяц-два из процесса оформления, однако принципиальным образом на процедуру волокиты не влияли. Тем не менее Алик не унывал: доллары еще имелись, впереди же маячила перспектива блиц-визита: русские красавицы, отдающиеся за косметику и заколки, пьянки с бывшими соратниками по телевидению, ярлык «американца»...
Сорвалось! А вернее, подфартило. Страховой агент Фима, ответственный квартирный и подвальный съемщик, рекомендовал бедолагу Бернацкого на службу к серьезному боссу Семену Фридману на должность «принеси-подай».
Стал Алик шофером и домохозяйкой при солидном человеке. Возил всяческие непонятные грузы туда-сюда по Нью-Йорку, в соседние штаты, передавал «вэны»[14] с автоматами Калашникова китайского производства покупателям у въездов в трюмы кораблей на ночных причалах и в то же время мирно стряпал на просторной кухне Фридмана, сидел на телефоне, дозваниваясь абонентам хозяина, пылесосил ковры и натирал паркетный пол... Исходя из интересов дела, Фридман предоставил Алику бесплатно подвал в своем доме, и тот, расцеловав благодетеля Фиму, отбыл на новое место обитания.
Две тысячи долларов в месяц наличными, дармовое жилье, о чем более и мечтать?
В бывший родным Свердловск Бернацкий ехать уже не хотел. Да и что делать в дыре этой? — рассуждал он высокомерно.
ПАРТНЕРЫ
Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал «пассажиров», то бишь покупателей. Трое темнолицых людей — не то туркмены, не то узбеки — уволакивали коробки с аппаратурой: два телевизора, видеодеку, игровой компьютер и «балалайку» — так именовался кассетный магнитофон.
Помогал им Шарнир — шестерка Мордашки, отлавливающий клиентов у комиссионного магазина и поставляющий за оговоренный процент покупателей патрону. На случай последующих заказов Мордашка отдал покупателям свои визитные карточки мелованной бумаги, где его социальный статус обозначался правдиво: «сторож». Но и двусмысленно.
Проводив Шарнира и «пассажиров», прошли в комнату. На столе — пачки денег.
— Ничего себе... — оценил Дробызгалов.
— Да так, — отмахнулся Мордашка. — Навара две штуки с хвостиком. Ударчик.
— Поделись, — проронил Дробызгалов.
— Не, — ухмыльнулся Мордашка. — Это из моих сребреников иудиных... Кровное.
— Так, — произнес Дробызгалов, оглядывая заставленную коробками гостиную. — А я к тебе с тухлыми новостями, Мишель.