Илья осторожно просунул голову в крохотное отверстие в стене. Сторож, стоявший сзади, поднял фонарь.

Илья увидел небольшое, площадью около пяти квадратных метров, помещение с низким потолком и неровными стенами. Все здесь было как будто вылеплено из пластилина неумелыми руками: возвышавшееся на полметра над полом ложе с округлым изголовьем, какое-то сиденье, словно выросшее из стены, вырубленные в ней углубления то ли для посуды, то ли для каких-либо других мелких вещей. Мелькнула мысль, что человеку для жизни, тем более в полной изоляции, этих условий явно недостаточно, но расспрашивать о подробностях Илья постеснялся.

— Так до смерти и жили тут? — обернулся он к своему провожатому.

— Здесь и помирали. А хоронили их в других местах. Опять долбили камень, делали большую выемку, туда гробы и заталкивали. Да ты сам увидишь.

Они шли в полный рост, не нагибаясь. Своды пещеры и стены были хоть и грубо, но все же заметно обработаны человеческой рукой. Пахло сыростью, но сыростью не затхлой, как в подвале, а свежей и бодрящей. Дышалось легко. Несмотря на воображаемую тяжесть каменного монолита, Илья чувствовал себя абсолютно уверенно. Время от времени проход расширялся, и путники оказывались в просторных помещениях с высокими потолками. В углах стояли покрытые паутиной чаны, еще какие-то сосуды. Кое-где встречались нацарапанные быстрой рукой туристов надписи явно нерелигиозного содержания.

То справа, то слева Илья замечал небольшого размера, но, судя по всему, толстые и крепкие двери в стенах. «Что несколько книг! Здесь можно упрятать всю городскую библиотеку вместе с районными, да еще осталось бы место для читателей. Разве тут что-нибудь найдешь?» — подумал Илья.

Он взглянул на часы. Было около девяти часов. Через час-полтора пора возвращаться.

Сторож подвел Илью к одной из дверей в стене, потянул ее на себя и направил в открывшуюся темноту луч фонаря. От пола до довольно высокого потолка громоздились наваленные друг на друга черные, грубо обтесанные бревна — гробы.

— Они и сейчас тут лежат, — спросил Илья, — монахи?

— Пусто уж давным-давно. Ученые растащили, изучают. Все никак в толк не возьмут, чего это здешние покойники в прах не обращаются. А тут и понимать нечего: святые ведь, вот их тлен и не берет. Богу душу свою вручили, а господь за то об их бренных телах заботу держит. Дело ясное. Присаживайся.

Сторож вошел в склеп и привычно опустился на край одной из торчащих снизу колод. Илья устроился рядом.

— Это что, покойнички перекусывают? — спросил он, глядя себе под ноги и носком сапога подвигая поближе к стоящему на полу фонарю корку хлеба. Рядом валялись огрызок колбасы, окурки папирос.

— Скажешь, покойники. Это я на прошлой неделе батю своего поминал. Тут похоронен.

— Тоже святой, помер — притворно удивился Илья.

— Какой святой? Пономарем при церкви состоял. А как помер, я его здесь и похоронил. Ему что? Пещер много, еще и мне место останется. Я уж приглядел. Ты того, — вдруг строго произнес сторож, — располагайся. У меня и закусон найдется. Один момент. — Он перегнулся, приподнял крышку стоящего позади гроба и бросил через плечо: — Посвети-ка.

На дне колоды вперемешку с мятыми газетами лежали куски плавленого сыра со следами зубов по краям, наполовину опорожненная банка рыбных консервов, хлеб.

— Во, — удовлетворенно хмыкнул сторож. — На прошлой неделе положил, а все свеженькое. Да ты бери, не стесняйся. Не отравишься. Здесь лучше, чем в холодильнике.

От угощения Карзанян отказался, предоставив Пантелеймону в одиночку расправляться с бутылкой. Он с интересом рассматривал газету, извлеченную из гроба.

Она была четырехлетней давности, судя по дате на первой странице, но выглядела так, будто ее только что отпечатали.

— Чего смотришь? Старье это все. Я читал, — с чавканьем, закусывая после очередного глотка из бутылки, сказал сторож.