— Не очень. Вам, по-моему, тоже. Хотя... Можно попытаться предложить одному человеку. Чудак: собирает произведения начинающих художников. Надеется, что кто-нибудь из них станет знаменитостью.

— Это не про меня.

— Творческий кризис? Период разочарования?

— Наоборот, просветление, момент истины.

— Значит, вы точно не профессионал. Уж я-то их знаю.

— Почему вы так решили?

— Да очень просто. Какой же художник, зарабатывающий кистью свой завтрак в постели, обед в ресторане и ужин в кругу почитателей, так скажет о своем творчестве? О своей мазне они говорят, что это — их самобытное видение жизни, плод оригинального мышления, авангардизм и всякое такое. А на самом деле они не картины пишут, а деньги рисуют.

— Это в каком смысле? — удивился Ким.

Разговор принимал интересный оборот, и он решил поддержать его. Знакомство с этой бойкой женщиной могло оказаться небесполезным.

— В прямом — по рублю за мазок. — Лида говорила убежденно, со знанием дела и нескрываемым презрением. — Вот это, — как вы его назвали, этюд. Лида смешно протянула предпоследнюю букву, сложив губы трубочкой. Но смотрела без улыбки, и непонятно было, какой ответ ей нужен.

— Почему бы и нет? — произнес Ким тихо, будто про себя. Он никогда не продавал свои пейзажи и не думал об этом. Но ситуация подсказала ему правильную манеру дальнейшего разговора. — Только я его еще не закончил. Ладно, уговорили. Лишняя сотня не помешает.

— Мне тоже.

— А вам-то за что?

— А как же, комиссионные. С чего бы мне с вами за здорово живешь умные разговоры вести. Мне эрудированные экскурсанты до смерти надоели. Подходите сюда часам к восьми, я освобожусь и поедем к моему знакомому. Вы, надеюсь, на машине? — спросила Лида, оглядываясь и как бы ища взглядом средство передвижения, которое должно стоять поблизости.

— Естественно, — безразлично ответил Ким, кивнув в сторону стоянки. Он начал сомневаться, что разговор окажется стоящим.

— Тогда все в порядке, — кокетливо склонила набок голову женщина, — до вечера, Володя.

Игриво размахивая на ходу сумочкой, она поспешила к приближающемуся экскурсионному «Икарусу». Едва Лида приостановилась, чтобы подкрасить губы, из стоящих неподалеку «Жигулей» вылез невысокий человек в распахнутой дубленке и без головного убора, несмотря на приметную лысину. Ким бросил кисть на тряпку, отодвинулся от мольберта и, быстро поднявшись, пошел ему наперерез. Они оказались рядом с Лидой почти одновременно.

— Простите, — быстро взглянув на мужчину, твердо произнес Логвинов и не очень церемонно отвел женщину в сторону, взяв ее под локоть. — Я, кажется, не представился как положено. Моя фамилия Волгин, Владимир Сергеевич Волгин, режиссер Ленинградского телевидения. Я буду ровно в восемь, как договорились.

— Хорошо, — улыбнулась Лида, — как договорились.

Складывая мольберт, Ким видел, как человек в дубленке о чем-то спросил женщину, кивнув в его сторону, и они оба рассмеялись. Логвинов был возбужден. «Смейтесь, смейтесь, Алексей Федорович, — торжествующе шептал он про себя. — Как-то вы потом будете веселиться? Не повезло вам, гражданин Коптев, 1932 года рождения, холостой, ранее судимый. Прилетел, голубчик. Ласточка ты моя весенняя. Освободился, сменил телогреечку на дубленочку. Посмотрим, каков ты в новом оперении, птаха моя ненаглядная».