— Но этого никто не знает,— сказал Дэниэл.— Только ты и я. Нам известно, что Десима убила Чарльза и подстроила все так, чтобы подозрение пало на Ребекку. Кроме нас двоих, этого не знает никто.
Она долго колебалась, думая о Чарльзе, об уликах, свидетельствующих о виновности Ребекки и поспешно уничтоженных Дэниэлом. Должно быть, Дэниэл убил Десиму, если только он не... Каждая мышца в теле Рэйчел напряглась, девушку пронзило страшное подозрение и испуг.
— Как ты не понимаешь? — отчетливо выговаривая слова, произнес он.— Это самый легкий выход из ситуации. Все, что тебе придется сделать — это не упоминать о твоем разговоре с Десимой, состоявшемся до того, как ты обнаружила Чарльза мертвым, а также о том, что ты видела, как я передвинул тело. Если полиция удовлетворится таким объяснением, никого из нас не станут подозревать.
Она по-прежнему колебалась, разрываясь между страхом и сомнениями, зная, как она должна поступить, но чувствуя, что у нее не хватит на это душевных сил. Наконец он произнес как бы невзначай невозмутимым тоном:
— Полиция будет подозревать и тебя. Если они подумают, что ты испытывала ревность к Десиме, ненавидела ее за то, что она унизила тебя, то могут решить, что ее убила ты. Они подумают, что Десима убила Чарльза, а потом ты убила Десиму.
Он хотел иметь гарантии ее молчания, обеспечить содействие двушки его стремлению скрыть правду. Осознает ли он, подумала Рэйчел, что даже после их ссоры и его открытого пренебрежения ею она по-прежнему готова любым путем защитить Дэниэла?
— Кажется, я понимаю,— услышала она наконец свой голос, оказавшийся ей далеким и напряженным.— Да, будет лучше, если мы поступим, как ты предлагаешь.
Она обрекла себя на лжесвидетельство; у нее не будет пути отступлению. Дэниэл, похоже, испытывал не благодарность, а лишь облегчение, словно ему удалось преодолеть серьезное препятствие, угрожавшее его безопасности. Местная полиция проявила медлительность и нерасторопность; люди из Скотланд-Ярда, прибывшие позже, сочли следы остывшими и отнеслись к официальному разбирательству как к чистой формальности. Коронером был назначен вышедший в отставку врач из Форт-Вилльямса, присяжными — рыбаки из Кайл-оф-Лохалша; после того как были заслушаны показания гостей, всем стало ясно, что Чарльз убил жену, а потом в отчаянии покончил с собой. Новость продержалась пару дней на первых полосах газет, «Тайме» опубликовал посвященный Чарльзу некролог, и вскоре происшествие было забыто, пресса переключила свое внимание на новые события из числа тех, что ждала кровожадная публика.
Поскольку Десима умерла несовершеннолетней, по условиям завещания ее отца Чарльз должен был унаследовать Рошвен, но закон не позволяет убийце извлечь выгоду из преступления, поэтому имение следовало бы передать ближайшему родственнику Десимы. В силу того что Десима была сиротой и не имела родственников, Рошвен становился собственностью государства. Доходные угодья были переданы комитету по лесному хозяйству, а дом, продать который не удалось ни одному агенту по недвижимости, постепенно стал приходить в упадок. Егерь Вилли и его жена перешли на службу в поместье, расположенное южнее, возле Лохабера; покинув через два месяца после завершения следствия Рошвен, они захватили с собой сенбернара Джорджа.
Дело было закрыто, кошмар кончился. Рохан, Рэйчел, Ребекка и Дэниэл разбрелись каждый своей дорогой.
Рэйчел некоторое время пожила в Лондоне, не желая оставлять город, который она любила больше других; однажды девушка случайно встретила в Мэйфэре Ребекку, которая, как выяснилось, преподавала экономику. А Дэниэл? Да, он счастлив. Он уехал в Африку преподавать английский и историю в одном из новых государств. Похоже, он нашел свое призвание, поскольку хотел лишь одного: жить своей теперешней жизнью, которую избрал для себя.
Именно тогда Рэйчел поняла, какой невыносимо пустой стала ее жизнь в Англии. Стремление к бегству превратилось в манию. Она чувствовала, что сможет снова начать жить лишь в другой стране, в новом окружении, среди новых людей, и наконец приняла решение отправиться в Америку, где, она слышала, большой спрос на секретарш из Англии. Тремя месяцами позже Рэйчел прилетела в Америку, без труда нашла работу, быстро подружилась с девушками из женской гостиницы, где она остановилась. Позже она вместе с тремя подругами сняла комфортабельную квартиру в центре Манхэттена, западнее Пятой авеню, а еще через четыре года с удивлением оглянулась назад и изумилась тому, как быстро пролетело время.
И тут в Америку прибыл Рохан. Он работал в английском авто-мобильном концерне; он писал Рэйчел, что его собираются перевести в нью-йоркское отделение компании. По его словам, он сам попросил об этом. Она встретила Рохана в аэропорту. Все произошло довольно нелепо; при виде человека с родины ей захотелось поплакать; по-прежнему эмоционального Рохана переполняла радость от свидания с Рэйчел. После путешествия он выглядел уставшим, но его серые глаза блестели, как всегда, надо лбом возвышался хохолок из взъерошенных в момент волнения соломенных волос. В такси, по дороге в город, она сказала:
— Но я не понимаю, почему ты попросил о переводе.
— Возможно, по тем же причинам, что вынудили тебя покинуть Англию,— ответил он, разглядывая через окно приближающийся контур Манхэттена.— Во мне меньше английского, чем в большинстве англичан. У меня много другой крови. Думаю, мне не составит большого труда привыкнуть к здешней жизни.
— Не знаю почему,— сказала она,— но я думала, что ты интересуешься Ребеккой. Когда я получила твое письмо с сообщением о переводе, я в первый момент решила, что прочту сейчас о вашей помолвке. Ты часто упоминал ее в своих письмах.
— Я встречался с Ребеккой время от времени,— небрежно, почти без интереса сказал Рохан.— Это было мило, но... на самом деле она не в моем вкусе. К тому же...
Он замолчал.
— К тому же?
Он повернулся к ней, и она увидела его лицо. Всегда выразительное и живое, оно было сейчас застывшим.