– Послушайте, господин… Гурьев. Невозможно сколько-нибудь эффективно обороняться…
– Я и без подсказки понимаю, любезнейший Виктор Никитич, что наилучшая оборона – это поход на Москву. С какими силами, позвольте спросить? Или вы думаете, что японский Генштаб после двух с половиной петушиных наскоков на советское пограничье десятимиллионную армию в ваше полное распоряжение предоставит? А воевать с Совдепией за то, чтобы русская дорога стала китайской, – поищите дураков в другом месте.
– Вот как вы это видите, – усмехнулся Шерстовский. – Интересно.
– А вы видите это иначе? – прищурился Гурьев.
– То, что я вижу – моя частная точка зрения, – повысил голос Шерстовский. – Есть атаман генерал-лейтенант Семёнов, который…
– Вы людей моих видели? – тихо спросил Гурьев.
Шерстовский смешался:
– Видел. Что вы хотите этим сказать?
– Вам известно, сколько я положил сил, чтобы они такими стали? Воинами, а не разбойничьей ватагой. Вы думаете, я их пошлю после этого умирать за нанкинские[12] и токийские амбиции? Чёрта с два, господин ротмистр. Зарубите себе это на носу.
– Да как вы смеете!!!
– Так и смею, – Гурьев расправил плечи. – Армия без идеи – дерьмо свинячье. Командир, швыряющий в первую же мясорубку лучших воинов, как поступил бывший император и как постоянно действует атаман Семёнов – безумец. Людей не отдам. Всё.
– Ну, ты полегче, Яков Кириллыч, – осунувшийся, но вполне сносно уже выглядящий Шлыков появился из-за занавески, перегораживающей комнату, застёгивая на ходу верхнюю пуговицу полевого кителя. – Здорово, Виктор Никитич.
Ротмистр поднялся:
– Господин полковник, – голос офицера звенел от обиды. – Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? Кто этот… господин, которому подчиняются ваши люди?!
– А ты думаешь, я знаю?! – улыбнулся Шлыков и посмотрел на Гурьева. – Что Яков Кириллыч мне посчитал нужным рассказать, могу доложить. А что не посчитал – то нам с тобой, ротмистр, знать вроде как и не по чину.
– Иван Ефремович, – поморщился Гурьев. – Я тебя просил, кажется.
– Просил, не просил, – Шлыков вздохнул. – Ты присядь, Виктор Никитич. Раз приехал – разговор некороткий нам предстоит. Станицу-то нашу видал?
– Видал.
– Ну, это хорошо.
Он кивнул вестовому: