– Вот этого не надо, – поморщился Гурьев. – Я не благотворитель, Оскар. Вам придётся попотеть. И я не поручусь, что пот этот не будет кровавым. Одного я не понимаю, – проговорил он задумчиво, тихо выстукивая на столешнице пальцами замысловатую дробь. – Если всё так – почему бы им просто не уничтожить их? Ведь это – самое простое?
– Страх Божий, Джейк.
– Вы думаете? – усмехнулся Гурьев. – Неужели?
– Это ведь Он послал вас. Что бы вы там не думали и не говорили, Джейк! Он послал вас, чтобы защитить их. Кто же смеет сомневаться в Страхе Божьем?! И теперь, – о, теперь они узнают! Время пришло.
– Будет, будет, Оскар, – Гурьев поднялся. – Идёмте. Я отвезу вас домой. Вам нужно отдохнуть и набраться сил.
Была уже поздняя ночь, когда Брукс вышел из такси у крыльца своего домика. Гурьев уехал, а Брукс долго не мог успокоиться. Он не был пьян, но был возбуждён так, что едва держался на ногах. Чувствуя ватную слабость в мышцах, он опустился на ступеньку, поставил локти на колени, обхватив ладонями голову, и долго ещё сидел в такой позе.
Придя, наконец, домой, он, не отвечая на встревоженные вопросы жены, с испугом взиравшей на его расстёгнутые пиджак и жилетку и сбившийся на сторону галстук, прошёл сначала в детскую. Потрогав лобики детей, он вышел, рассеянно улыбнулся Молли и, по-прежнему молча, вошёл в спальню.
Здесь он шагнул в угол и с размаху опустился на колени пред висевшим на стене распятием. Ты есть, подумал Брукс и улыбнулся, как ребёнок. Конечно, Господи, Ты есть. Ты послал его, ангела мщения. Послал его ко мне. Ты услышал мои мольбы, Господи. Ты просто проверял меня, испытывал мою веру, испытывал, насколько глубоки и искренни были мои молитвы, – все эти годы. Я выдержал, Господи. Я помогу ему, я сделаю всё, что он скажет. И они умрут, – все умрут. Здесь и сейчас. О, воистину, – безграничны доброта и милосердие Твои, Господи!
Лондон. Апрель 1934 г
Начался светский сезон. Рэйчел нервничала, – хотя Гурьев легко и быстро учился, а она сама старалась изо всех сил. В первый вечер, увидев, какими взглядами провожают Гурьева девицы и дамы, она и сама посмотрела на него другими глазами. Боже, подумала Рэйчел. А ведь я привыкла, что он рядом. Всё время рядом. Да почему же он не отходит от меня ни на шаг, чёрт побери?!
– Отойдите от меня, – чарующе улыбаясь, прошипела Рэйчел. – Я вас представила по меньшей мере двум дюжинам дам, умирающих от любопытства в надежде расспросить вас о стадах диких обезьян, скачущих с лианы на лиану в джунглях Амазонки.[25] Сделайте же вид, наконец!
– И не подумаю, – улыбнулся в ответ Гурьев. – Я пришёл сюда с вами, и проведу этот вечер с вами. Весь, от начала до конца. Леди Рэйчел.
– Это невыносимо. Немыслимо. Вы отпугиваете от меня всех кавалеров!
У тебя нет никаких кавалеров, Рэйчел, тоскливо подумал Гурьев. Эта толпа самодовольных уродов просто не в состоянии понять, что ты за сокровище. Ну да, они хотят тебя, – ещё бы. Я вижу их взгляды. Я читаю их лица. Я такое читаю на их лицах, Рэйчел! И что всё это значит, я раскопаю во что бы то ни стало. Вот как Бог свят. Если бы нашёлся хоть кто-нибудь, достойный занять место рядом с тобой, Рэйчел. Настоящий мужчина, способный увидеть тебя, разглядеть тебя. Наплевать на условности. Наплевать на всё и нести тебя на руках. Всю жизнь. Я исчез бы в тот же день, Рэйчел. Вот веришь ты или нет.
– Пусть попробуют, – пожал плечами Гурьев, продолжая улыбаться. – Надо же им когда-нибудь понять, каково это – испугаться по-настоящему. Без дураков.
– Для чего же мы сюда пришли, в таком случае?!
– Я вам объясню, – сжалился Гурьев. – Чтобы они все полопались от любопытства и начали рвать нас на части, в надежде заполучить в гости.
– Нас?!
– Нас, – кивнул Гурьев. – А что же вы думаете, – я стану наносить визиты в одиночестве? Разве мы так договаривались?
– О том, что вы станете вести себя так, будто мы помолвлены, мы тоже не договаривались, – рассвирепела Рэйчел. – Или я ошибаюсь?!