— Вообще-то, есть идея наведаться к старой крепости, — сообщает Алик. — Говорят, когда наши ее оставляли, они не все унесли с собой — может, найдем что-то интересное.
— Ага, ага! Оно лежит там и дожидается, пока мы явимся. Если кто не помнит, нам строго-настрого запретили приближаться к развалинам.
— Трусиха ты, Ланка, — бурчит Крис. — Не хочешь — не иди.
— А вот и пойду! — иначе ребята мне до конца жизни припоминать будут, как я сдрейфила. Если подумать, я вполне успею вернуться к вечернему чаю, на котором меня ждут сестра и мой так называемый жених. Да и на развалины, чего отрицать, посмотреть интересно — как говорится, запретный плод сладок. Мысли о каре, постигающей сладкоежек, я старательно отгоняю прочь. — Давай, бескрылый, вылезай уже из болота и пошлепали, иначе мы туда до холодов не доберемся!
Сначала наш путь лежит через сад — по узкой тропинке, ведущей сквозь заросли крапивы, в которую совсем недавно свалился Крис. Крапива молодая, невысокая, даже до пояса не достает. Подняв повыше руки, мы легко преодолеваем это препятствие. Дальше по широкому, потемневшему от времени и сырости бревну, перекинутому через реку. Можно, конечно, пройти еще немного и перебраться по мосту, но настоящий следопыт никогда не выйдет на торную дорогу, где его способны заметить разъезды противника. Мы вытягиваемся в цепочку, стараясь ступать след в след. Крис, возглавляющий отряд, тихим шепотом отдает приказы, предупреждая нас с Аликом, в каких безобидных, на первый взгляд, кустах таятся вражеские секреты, ждущие подходящего момента, чтобы захватить врасплох трех отважных разведчиков.
Сад плавно переходит в лес. Цветущие яблони и груши сменяются березами, липами, рябинами. Над головой льются трели вернувшихся с зимовки птиц. Сквозь просветы в молодой листве виднеется синее-синее небо. Пахнет мокрой землей, травой, свежестью, весной. И мир кажется огромным, таинственным, прекрасным.
Начинается подъем. Дорога взбирается вверх, склон, незаметный на первых порах, становится круче — вскоре мы все тяжело дышим, жадно хватая губами воздух, и даже Крис забывает о своих командирских обязанностях. Лес отдаляется, волнуется позади зеленым морем, за которым белеют стены дома. На мгновение я чувствую укол совести: если сестра узнает о том, что мы ходили к старой крепости, она сильно расстроится. Но отступать уже поздно: нас ждет увлекательное приключение, прочее становится неважно.
Мы бредем по зеленому лугу, любуясь первыми распустившимися цветами. Карабкаемся выше и выше, туда, где кончается земля и до небес можно дотронуться рукой. Серые непокорные вершины гор манят неприступностью, но наш путь сегодня лежит не к ним, а по заросшей тропе, убегающей к перевалу.
Подъем заканчивается, когда мы выходим на старый тракт.
Заброшенная ныне дорога когда-то была единственной, что вела к землям южных кланов и Великой Пустыне, где находится знаменитый на весь мир Храм Целителей. Говорят, в те дни в здешних краях не могли протолкнуться от тянущихся в обе стороны купеческих караванов и толп паломников, жаждущих воспользоваться мудростью и умениями жриц.
Но с тех пор, как уступ и часть стены древнего форта после одного из землетрясений обвалились в пропасть, перевал перестал считаться безопасным, и крепость бросили. Сейчас торговые пути проходят намного западнее, наверно, оно и к лучшему. Мне нравится моя долина такой, какая она есть — тихое спокойное место — я не представляю ее иначе.
Постепенно склон горы, ограждающий путь с левой стороны, становится выше, круче, и на него уже невозможно забраться без специального снаряжения или хотя бы острых когтей. Справа, наоборот, земля опускается, превращаясь в глубокое ущелье. Трава сменяется голым камнем. На откосе над головами появляются остатки укреплений — природных балконов, защищенных бортиками из бурого кирпича, где раньше дежурили дозорные, а во время войны прятались стрелки. И, наконец, мы видим саму крепость.
Некогда высокая, в три человеческих роста, стена, перегораживающая путь, не выдержала ударов времени, стала ниже, а местами вовсе обвалилась и больше не представляла собой непреодолимое препятствие. Деревянные ворота за полвека прогнили насквозь: одна из створок лежит на земле, другая сиротливо висит на месте и отзывается жалобным скрипом, когда Алик дотрагивается до нее. Стальная решетка проржавела, как и подъемный механизм, который заклинило намертво. Из четырех дозорных башен целой сохранилась только одна: две рухнули в пропасть вместе с куском стены во время памятного землетрясения, третья обратилась в груду камней (возможно, по той же причине).
Форт выглядит покинутым, и от него веет тем таинственным духом старины, который, словно мед пчел, привлекает юных кладоискателей.
Выбрав место, где стена ниже всего, мы с Аликом подсаживаем Криса, потом забираюсь я, а следом и северянин. Сердце замирает от восторга при виде хаоса, царящего во внутреннем дворе.
Мы в настоящей крепости, и эта крепость по праву первооткрывателей принадлежит нам. Перед глазами вместо полуразрушенных строений встает гордый замок с реющими на башнях стягами. Несут вахту часовые, напряженно вглядывающиеся вдаль в ожидании врага. Маршируют по плацу солдаты, подчиняясь строгим окрикам офицеров.
Крис подбирает ржавый штырь, залезает на груду камней — все, что осталось от стены одного из домов. Привязав грязный носовой платок, с гордым видом втыкает в землю получившееся кривое подобие знамени.
— Я, Первый коготь дракона[3] Кристофер тиа Элькросс, объявляю эту крепость собственностью Южного Храма.
— И северного клана, — добавляет Алик.
Крис на секунду задумывается, потом переиначивает.