И вот сейчас, в первый раз за мою бытность Кодзуки Кано, я впал в самую настоящую истерику. Я рвался из плена ледяной ловушки как медведь из капкана, я ревел, орал, рыдал, звал всех, до кого мог дозваться. В тот момент мне было наплевать на гордость, репутацию, честь и совесть. Нет, лишь бы не опять, лишь бы не очередная смерть в зловонной клоаке, не ужас от потери конечностей, не зверский голод, не вкус тухлой канализационной воды с плавающими в ней тушками мертвых зверьков и городскими нечистотами.
Кажется, мое зрение двоилось. Я одновременно видел и изморозь на стенах тоннеля, и росчерки бешено вращающихся бамбуковых лопастей. Наблюдал за агонией коренастого, совершенно некрасивого человека глубоко за сорок и четкими, выверенными движениями молодого парня с плавной, породистой физиономией.
Крак!
Ломается верхняя корка снега под онемевшими пальцами моей первой ипостаси.
Хруст!
Ломается лучезапястная кость подростка. Он зашел слишком глубоко, слишком сильно взвинтил темп. Как будто тренировка на грани жизни и смерти была способна усмирить пожар в его душе.
Скрип!
Скрежещут, обламываются красные ногти о твердую корку вокруг его "проруби". Хлынувшая из-под пальцев кровь пятнает снег, расплывается кровавыми кляксами на поверхности текущей рядом воды. Человеку плевать. Он чувствует свою скорую смерть и отдает все силы для того, чтобы выжить.
Скрип!
Странный звук похож на лопнувшую резину. Но это рвется, не выдержав заданного темпа, натянутая кожа предплечий хрупкого на вид паренька. Чудовищная рана обнажает мясо, но и там все выглядит жутко: перекрученные мышцы с осколками костей, неестественная поза.
Хырр!
Пар вырывается из-под сжатых зубов мужчины. Он давно перестал чувствовать свое тело ниже пояса, голова кружится все чаще, а раз моргнув, он вдруг понимает, что кровь из лопнувших мозолей уже успела свернуться и опасть ржавой трухой.
"Последний шанс!" — Думает он. Руки сцепляются в замок, тело выгибается дугой…
Удар!
Подросток больше не может использовать измочаленные ладони. Запястья, предплечья и голень — тоже. Он отбивает удары коленями, скользит всем телом под свист бамбуковых палок, напитанными энергией стопами задает общее направление. Со стороны кажется, что человеческая фигурка вот-вот врежется, рухнет на землю, но этого все никак не происходит. Нечеловеческая грация и пластика, словно неведомый воин владеет змеиной ловкостью. Со стороны кажется, что он одержим.
Удар!
Лед трескается под синими, изрезанными, вспухшими от холода и ран пальцами, раздается в стороны, освобождает застрявшее тело из своего плена. Прикосновение ледяной воды выбивает воздух из легких. Изнемогающие руки с усталым облегчением опускаются вниз, в холодную воду. Мужчина уходит под лед без единого звука. Легкий плеск, стайка пузырей на поверхности, скрип трущихся друг с другом льдин на периферии — этот тихий, успокаивающий шум стал последней эпитафией ненужного человека. Куда более естественной, чем фальшивое торжество похоронного ритуала под нарочито-языческий реквием.
Плеск!
В тот момент, когда ледяная вечность смыкается над макушкой мужчины, картинка перед глазами перестает двоиться. Кано падает на колени, быстрыми жадными глотками начинает всасывать в себя воздух, а затем медленно подносит к своему лицу измочаленные руки. Стук сердца, осознание и дикий крик, полный боли, ужаса и… облегчения.
— Как он? — Спокойным,