В старших классах нашей школы было не так-то много клубов, так что в приложениях к моему заявлению на поступление в колледж мне надо было указать, что я член закрытого клуба старшеклассников. Я даже подумывала о том, чтобы в следующем году баллотироваться в его президенты, потому что в школе мой консультант по послешкольному обучению сказал мне, что приемные комиссии стремятся отдавать предпочтение тем абитуриентам, которые в школьной иерархии занимали руководящие позиции, а не тем, кто просто перечисляет в своих заявлениях на прием, в каких сферах жизни школы он принимал участие.

– Этот может, – сказала Морган, презрительно кривя губы. – Он конченый засранец.

– Знаешь, давай смотреть на вещи под таким углом зрения: если река все-таки разольется, мы как-никак сделаем все, что можем, чтобы спасти то прибрежное имущество наших предков, которое раньше или позже перейдет к нам по наследству.

Морган повернулась ко мне, усмехаясь моей шутке:

– Пройдет всего тридцать два дня, и мы будем официально считаться учениками выпускного класса.

– Еще тридцать два дня, – повторила я, также, как и она, не находя себе места от предвкушения и восторга.

В эту минуту мне казалось, что помешать нам с Морган классно провести вместе еще одно лето может только Уэс. Но пусть она и прятала подаренные им дрянные безделушки в ящике своего комода, он, слава богу, по-прежнему считался ее бывшим.

Когда-то давным-давно Эбердин был в основном загородным местечком, где любили проводить отпуска богатые обитатели Уотерфорд-Сити, города, стоящего на тридцать миль ниже по течению реки. Здесь стояли бревенчатые хижины и летние домики и росли сосновые рощи. Летом отдыхающие плавали в реке, а зимой катались на коньках по ее льду. У моего отца даже сохранилась старая коллекционная открытка, на которой изображены люди в старомодных купальных костюмах, сидящие на нашем живописном пляже на матерчатых шезлонгах под полосатыми солнечными зонтами.

Теперь, сто лет спустя, ученики последнего, двенадцатого класса эбердинской средней школы по-прежнему купались в том самом месте, куда в прежние времена съезжались туристы и где плоский берег был гладок и широк, словно океанский пляж, и усыпан таким же белым, сверкающим на солнце песком. Это было не единственное место в Эбердине, где можно было поплавать, но оно считалось самым лучшим. Правда, теперь оно уже не казалось таким идеальным, каким было на старой открытке, потому что в наши дни конец пляжа перегораживала давно заброшенная лесопилка.

Пляж для одиннадцатиклассников, на котором я прошлым летом проводила почти каждый день, находился на четверть мили выше по течению. Пляж здесь состоял не из одного песка, как тот, где резвились двенадцатиклассники, – к здешнему песку примешивались земля и сосновые иголки, так что загорать можно было, только подстелив под себя одеяло, но в общем-то и тут было неплохо. С нависающей над водой толстой ветки наклонившегося дерева свисала веревочная тарзанка. Не знаю, кто ее там повесил, но нам казалось, что она была здесь всегда.

Прошлым летом мало кто из наших девчонок решался ее опробовать. Они боялись, что канат лопнет или что бюстгальтеры их купальников будут слетать в момент удара о воду. Но я, прокатившись на тарзанке в первый солнечный день, все-таки поняла, в чем ее секрет. Я вычислила, за какие узлы надо держаться руками и когда именно нужно спрыгивать, чтобы попасть на самое глубокое место в реке, где вода холоднее всего. Я даже взяла в привычку выкрикивать при этом какую-нибудь глупость, чтобы всякий раз, когда я буду плюхаться в воду, все смеялись. Как в тот раз, когда я завопила: «Запирает жидкость на замок!», потому что Элиза только что призналась нам, что как-то раз, плавая в перерыве выездного церковного собрания, воспользовалась сразу и тампоном и гигиенической прокладкой, потому что боялась, что в воде будут заметна кровь. В тот день остальные девушки так и не поняли, о чем это я, но все равно засмеялись, а парни только покачали головами и застонали. Они никогда не знали, чего от меня ждать.

Десятиклассники и девятиклассники купались еще выше по реке, рядом с эстакадой, проходящей над скоростным шоссе. Прежде чем расстелить свои полотенца, им приходилось выпалывать растущие там сорняки и расчищать место от всякого мусора, который выбрасывали из мчащихся мимо машин. Так что там было очень хреново, да к тому же у берега там росли покрытые слизью камыши и прочая дрянь, которая противно касалась твоего тела, когда ты проплывал мимо нее.

Как бы то ни было, именно туда нам велели идти, чтобы укреплять берег с помощью мешков с песком.

Морган припарковала свою машину возле эстакады, и мы вслед за толпой остальных школьников направились туда, где нас поджидали два самосвала, полные мешков с песком, и группа прибывавших волонтеров. По-видимому, кроме нас, членов закрытого клуба старшеклассников, на помощь позвали и других школьников. Были здесь и взрослые – родители учеников, свободные от патрулирования полицейские, мистер Гантер, который учил меня, когда я ходила во второй класс. Явился даже сам мэр, мистер Аверсано, причем вырядился он в белую рубашку из тех, что носят под костюм и галстук, и строгие парадные брюки и потому выглядел как законченный идиот. Правда, ему хватило ума вместо парадных туфель обуться в рабочие сапоги, но я все равно насмешливо закатила глаза.

Ровно в семь тридцать шериф Хемрик залез в кузов самосвала, щелчком включил свой мегафон и попросил всех собраться вокруг. Потом он протянул руку мэру, и праздничные брюки Аверсано опасно натянулись на заднице, когда он лез вверх. Мэр взял у шерифа мегафон и заговорил, но его никто не услышал, и Хемрику пришлось наклониться и показать мэру, какой тумблер включить, чтобы эта штука заработала.

Я расхохоталась. Громко, во все горло. Морган рукой закрыла мне рот.

– Я благодарю вас всех за то, что сегодня вы все-таки пришли сюда. Само собой, мы надеемся, что прогноз погоды не оправдается, как это и бывает в девяноста восьми случаях из ста.

Несколько взрослых усмехнулись этой неудачной шутке. Я помню, о чем я тогда подумала: я сказала себе, что надеюсь никогда не превратиться в человека, который воображает, будто шутки о погоде могут быть смешными.

Мэр Аверсано все говорил, причем тон его был полон фальшивой тревоги за благополучие вверенных его попечению горожан. Первым, кто обратил мое внимание на эту его склонность к фальши и нарочитой драматизации, был мой отец, после того как мэр объявил о своем бюджете для Эбердина на будущий финансовый год, сказав, что «вынужден» урезать все расходы, которые считает «второстепенными» (именно эти слова он использовал, чтобы подчеркнуть основные положения своей брехни). С этих самых пор я и стала замечать в его выступлениях такую же драматическую фальшь, как в тех самодеятельных спектаклях, которые мы ставили в школе.

– …но мы должны подготовиться на тот случай, если прогнозы все же окажутся верными, и сделать все, что в наших силах, чтобы защитить наших граждан от возможного ущерба. Я передаю слово шерифу Хемрику, чтобы он объяснил вам, что именно мы будем сегодня делать.