— Вольнов, лейтенант, живой? — услышал Алексей запыхавшийся голос полковника.
— Есть немного.
— Слушай внимательно. Сейчас рвёшь операционный зал. Три взвода оставляешь капитану Катору для обороны коридора, а сам с четвёртым идёшь к нам и встаёшь на второй батальон.
— Что с Таоровым? — не сдержавшись, перебил Алексей.
С весельчаком и балагуром, комбатом два, у него за время учений завязались тёплые отношения, и неожиданный приказ полковника кольнул в самое сердце.
— Погиб, — убил полковник слабую надежду, — так что поторапливайся.
С собой взял взвод Пакшеса. Затаившись в проёме входа в трансформаторный зал, осмотрелись. Полковник ничуть не умалял ситуацию. Пространство занятого плацдарма представляло собой обожжённый, вздыбленный напольными плитами пятак, сплошь заваленный обломками машин и множеством бездыханных тел. Огромное пространство зала густо пересекали частые очереди и энергетические вспышки. Среди чадящих чёрным дымом трансформаторов, беспрерывно плюясь огнём, метались несколько уцелевших «ос». В целях недостатка не было. К жалкому, сузившемуся до нескольких сотен метров пятачку, занятому пехотинцами, со всех сторон тянулись тысячи вахновских солдат.
Такой бойни Алексей не видел даже в кино. Смерть собирала обильную жатву как с одной, так и с другой стороны. Чётко проявлялись несколько оставленных людьми оборонных поясов. Теряя солдат и чувствуя, что для удержания прежних позиций уже не хватает сил, люди откатывались на несколько сотен метров и вновь вгрызались в покорёженное покрытие. Перед каждым таким рубежом вперемешку лежали тысячи павших людей и вахнов.
Алексей вывел на лицевой щиток схему расположения батальонов и, определившись с направлением, повернулся к присевшему рядом Пакшесу.
— До позиций батальона четыреста метров. Идём по одному, первый дошёл, идёт следующий, и так далее, двигаем короткими перебежками, от укрытия к укрытию. Я иду первым.
В груди опять заныло, но, отбросив сомнения и мысленно наметив маршрут, Алексей рванул вперёд. Преодолев несколько метров, услышал тревожную трель в наушнике и увидел, без сомнения, человеческую ракету, идущую прямо на него. Подумать, почему ракета идёт в противоположенном направлении, уже не успел.
Компьютер выпущенной раненым пехотинцем ракеты среагировал мгновенно и начал манёвр уклонения, но дистанция была слишком мала. Резко взяв вверх, ракета врубилась в стену за спиной Алексея. Шквал осколков смёл его на пол. Вновь зашикала аптечка, но на этот раз дикая боль, пробив лекарственную блокаду, обожгла ноги и спину. Упав лицом вниз, Алексей, плохо соображая, мутнеющими глазами отрешённо смотрел на лицевой щиток, запачканный бьющей изо рта кровью.
— Командир, командир, живой?
Кому предназначались далёкие, слышимые словно сквозь вату слова, даже не понял. Рядом что-то задвигалось, и отступившая было боль вспыхнула с новой силой. Картинка перед глазами изменилась, в поле зрения попали мельтешащие перед лицом ботинки.
— Осторожней, вот сюда, — бормотал в наушнике всё тот же далёкий голос.
Израненного Алексея опустили на пол, и он узнал знакомую стену злополучного коридора.
— Медика, медика сюда.
С трудом разобрав слова, он хотел сказать, что не надо, что боль ушла и ему уже хорошо, но затмившая свет чёрная пелена остановила слабое шевеление губ.
Высадка штурмовых дивизий прошла гладко. После всего, что флот обрушил на станцию, вахнам просто нечем было помешать челнокам, а вскоре и крупным десантным судам беспрепятственно стыковаться с мобильными переходами, закреплёнными на перепаханном корпусе станции. По кораблям стреляли, но чудом уцелевшие огневые точки тут же сметали истребители, злыми осами кружащие вокруг поверженного колосса. На этом вся лёгкость закончилась.
Внутри многокилометрового лабиринта дивизиям оказали ожесточённое сопротивление. Вахны с решимостью обречённых дрались за каждый метр своей территории. К концу пятых суток штурма потери составили более трёхсот семидесяти тысяч убитыми и ранеными, но командующий операцией наконец-то смог доложить верховному о полном захвате станции.