Александр и Дарья Николаевна заметно занервничали, тоже не понимая, что происходит. Видимо, у матери с сыном уже появилось предчувствие неотвратимой расплаты, и это лишало их душевного равновесия. На лбу Александра выступили капли пота, а Дарья Николаевна закатывала глаза, обмахиваясь платочком. Она попыталась вытереть им лоб своего чада, но тот раздраженно отмахнулся.

- Я так понимаю, вам нечего ответить на мой вопрос? – судья, наконец, посмотрел на Александра. – Вы признаете свою вину?

- Нет! Нет! Мой сын не признает! – Потоцкая от волнения стала задыхаться и глотать слова. – Он, он… ни в чем не виноват! Разве вы не понимаете, что вас дурачат! Все, они!

Но судья не стал слушать ее бессвязные речи. Он поднялся и громко сказал:

- По распоряжению обер-секретаря Правительствующего сената Степана Ивановича Шешковского, дело Потоцких будет передано в Тайную экспедицию, дабы выявить все скрытые от суда замыслы. Самого же Александра и Дарью Николаевну суд обязует безвыездно находиться в усадьбе до окончания следствия. Ежели каким-то образом кто-то из них попытается скрыться, то немедленно будут изловлены и заточены в тюремную камеру без права выхода из нее до суда.

Дарья Николаевна начала заваливаться на Александра, который практически окаменел после слов судьи. Он не успел ее подхватить, и Потоцкая грохнулась на пол.

Уже на пути к дому я решилась задать мужу мучающий меня вопрос. Потому что видела его изумление при оглашении вердикта. Да и странная реакция Дарьи Николаевны удивила не меньше. Неужели она так испугалась? Ни ее, ни Александра в тюрьму пока не посадили, а она в обморок упала. Решила продемонстрировать свои актерские способности? Только вот вышло действительно натурально.

- Павел, я заметила, как ты словам судьи изумился. Другого ожидал?

- Не такого, точно… - муж растерянно покачал головой. – Ты даже представить себе не можешь, что произошло. Обычно жалобы жен на побои не служат основанием для развода. Мужья порою бьют жен до увечий, а потом требуют от них написания писем о том, что те «скорбят телесною болезнью» и желают принять постриг. Но тут было покушение, а значит, их вполне могли развести. После чего церковь наложила бы на Потоцкого епитимью. Так ведь судья высказался странно «дабы выявить все скрытые от суда замыслы»… Если этим разбирательством сам Шешковской заинтересовался, дела у них совсем плохи.

- Объяснишь? – я понимала, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но даже не догадывалась насколько.

- Шешковского называют кнутобоем Ее Величества. Он заправляет делами ведомства. Вот только в ведение Тайной экспедиции входит розыск и разбирательство по политическим преступлениям. Проще говоря, это орган политического сыска, дорогая… Степан Иванович не разбирает такие дела, как наше, понимаешь? – Головин внимательно наблюдал за мной, словно пытаясь понять, дошло ли до меня. – Галочка, некоторые теряют сознание, услышав, что к ним «явился человек от Шешковского».

- Его настолько боятся? – прошептала я, словно меня кто-то мог подслушать в собственной карете.

- Мне очень повезло, что он не обратил внимания на мое дело, так как был занят очередными якобы заговорщиками, - грустно улыбнулся муж. - Степана Ивановича боятся все: болтуны и светские дамы, либералы и картежники, масоны и должники. Имея тайных лазутчиков, он знает все, что происходит в столице: не только преступные замыслы, но даже неосторожные разговоры.

- Но почему он проявил интерес к делу Потоцких?

- Возможно, граф обратил его внимание? – Павел был сам удивлен. – Нужно все разузнать у его сиятельства.

- А если Потоцкие сбегут? – предположила я, но Головин успокоил меня:

- От Шешковского не сбежать. Вряд ли их усадьба останется без наблюдения. Но если они побоятся, что обер-секретарь копать начнет очень глубоко, могут и глупостей наделать. Тут всего ожидать можно, Галочка.

После чего муж рассказал мне много интересного и ужасного. Например, что ходили разговоры, будто в кабинете Шешковского находилось особое кресло. Приглашенного на беседу он просил сесть в это кресло, и, как только человек усаживался, механизм замыкал его так, что он не мог освободиться. Шешковский делал знак и люк с креслом опускался под пол. При этом голова и плечи виновного оставались наверху, а все прочее тело висело под полом. Кресло убирали, обнажали зад «гостя» и секли, а обер-секретарь во время экзекуции внушал гостю правила поведения в обществе.

После суда прошло больше недели, но как бы все это не было неприятно, жизнь продолжалась. В цех по изготовлению консервации Родион Макарович привел женщин из деревни, и мы с Таней погрузились в процесс обучения. Каждая работница должна была понять, что «на глазок» в этом деле не получится. Поэтому нужно соблюдать пропорции, чтобы продукт не испортился.

А еще я придумала заказать в типографии этикетки для нашей продукции, чтобы она выглядела достойно. Мы долго думали, как назвать наше производств, и сошлись на мнении, что это будет «Погребок Засецких».