- Лучше здесь не болеть, - я опустила ноги на пол. – Не хочешь послушать, о чем они говорить будут? Многое может проясниться.

- А если застукают нас? – прошептала Таня, но тоже села в кровати.

- Что-нибудь придумаем. Скажем, есть захотели, - я пожала плечами. – Максимум в кровать вернут. Вот и все.

Любопытство перебороло даже недомогание, и мы осторожно выскользнули в коридор. Несмотря на то, что интерьер дома отличался от того, что мы привыкли видеть в наше время, в нем легко угадывались стены усадьбы «Черные воды». Кстати, в настоящем они были обтянуты холстом, который в некоторых местах порвался и был кое-как заделан неумелой рукой.

- Посмотри, это та комната, где мы нашли шпильку, – Таня остановилась возле приоткрытых дверей. – Гаааль…

Она прильнула к образовавшейся щели, и я тоже заглянула туда поверх ее головы. За исключением некоторых мелочей спальня почти ничем не отличалась от той, в которой я очнулась. Та же мебель, те же тройные занавеси на окнах…

Но мое внимание привлекла черная ткань на зеркале, тоскливо свисающая до самого пола. От мистического страха сжалось сердце, и я даже на секунду задержала дыхание. Так делали, когда в доме был покойник. Но ведь другие зеркала не были занавешены… Странно… Может это комната третьей сестры, которая оставила послание под паркетом?

- Пойдем отсюда, - тихо сказала я. – Жутковато, ты не находишь?

Таня, молча, кивнула, отходя от двери. Ей тоже было страшно.

Стараясь как можно аккуратнее ступать по скрипучей лестнице, мы спустились вниз и оказались в большой передней. Из нее вглубь дома вели четыре двери, за одной из которой слышались приглушенные голоса.

- Нам туда, - я нажала на изогнутую ручку. – Старайся не шуметь.

Это была просторная гостиная, залитая светом, льющимся из высоких окон. В простенках между ними висели зеркала, а под ними стояли ломберные столы. Перед диваном тоже стоял овальный стол, накрытый вышитой скатертью. В углу высилась этажерка, видимо, с лучшим чайным сервизом, затейливыми бокалами и фарфоровыми куколками. Здесь царила безупречная чистота, из-за чего не так сильно бросалось в глаза, что все приходит в упадок.

Я покосилась в сторону зеркала и на секунду застыла. О Боже… Девчонка совсем! Нет, я посмотрю на себя потом, когда соберусь с силами.

Гостиная была проходная и я догадалась, что следующая комната и есть столовая. Приблизившись к двери, мы с Таней замерли, превратившись в одно большое ухо.

- Вкушать пироги вашей Евдокии, сущее удовольствие. Умелица, что сказать! – голос доктора звучал довольно. – А настойка аж до души пробирает!

- Так сама делала, вот этими рученьками! – горделиво ответила нянюшка. – Рябиновая…

- А что с хозяйством, Аглая Инатьевна? – вдруг спросил Иван Тимофеевич. – Девицы ума усадьбе не дадут, да и средства откуда? Жаль будет, если пропадут «Черные воды»… Ох, жаль.

- Да что ж сделать-то? Ежели только кто замуж моих голубок возьмет… Хозяин появится, - вздохнула нянюшка. – Родственников ведь никаких не осталось. Одни они.

- Варвара Алексеевна, царствие ей небесное, покраше сестер была, что говорить… И такая судьба… - доктор помолчал, а потом спросил: - Что с мужиком-то стало? С Потапом?

- На каторгу его забрали! Будь он проклят, ирод! – всхлипнула Аглая Игнатьевна. – Душу невинную погубил, окаянный! Сгинет, и плакать никто не станет!