– Дорогая вещица, ты щедрый человек, Бекстрём, – констатировала Утка Карлссон, а четверть часа спустя она припарковала их служебный автомобиль перед домом, где адвокат Эрикссон жил еще неделю назад.
– О’кей, – сказал Бекстрём, как только они переступили порог виллы. – Давай поступим так. Ты начнешь с подвала, а я займусь вторым этажом. Потом встретимся здесь внизу и поделим остальное.
– Именно это я и собиралась предложить, – согласилась Анника Карлссон. – А как с протоколом?
– Само собой, мы его составим, – заверил ее Бекстрём. – Запишем все необходимое, а если найдется какой-то предмет из того, что мы ищем, позвоним коллегам из технического отдела, и те возьмут остальное на себя. Там уж придет очередь Ниеми или Фернандеса.
Когда Анника Карлссон исчезла в подвале, он поднялся на второй этаж, поставил свой портфель на письменный стол Эрикссона, быстро обследовал помещение и проверил, что все в порядке. Нет никаких камер, он лично позаботился выключить сигнализацию. И никакие таинственные личности не прячутся по углам и не наблюдают за ним. Он даже наклонился и заглянул под кровать Эрикссона.
Пусто, наконец пришел к выводу Бекстрём и, выпрямившись, глубоко вздохнул. Потом сделал то, ради чего и прибыл сюда. Открыл портфель, достал черную картонную коробку с бутылкой виски и поменял ее на более чем в два раза более тяжелый деревянный ларец с самой дорогой в мире музыкальной шкатулкой.
Как только бутылка с виски оказалась на месте, он достал снимки экспертов и отошел на то же самое расстояние и туда, откуда их делали.
– Тютелька в тютельку, – удовлетворенно заметил Бекстрём. Даже Петер Ниеми с помощью его линзы не смог бы обнаружить никакой разницы.
Затем он поднял свою добычу на письменный стол и открыл темную деревянную шкатулку. Достал маленькую фигурку в красной остроконечной шапке, повертел ее в руках, прежде чем поместил на письменный стол. Ключ он обнаружил в общем-то случайно. Когда осторожно ощупывал ларец с внутренней стороны, пластина на днище поднялась с тихим щелчком, открывая тайник, где тот лежал. Золото и бриллианты общим весом тридцать два карата, если верить Гегурре, а тот обычно знал, о чем говорил, когда речь шла о вещах вроде той, которую он сейчас держал в руке.
– Музыка подождет, – пробормотал Бекстрём. Затем он засунул ключ и Пиноккио в черный деревянный ларец и осторожно поместил его в свой старый коричневый портфель. – Добро пожаловать домой, парень.
– Пусто, – констатировал Бекстрём разочарованно, когда он и Анника встретились на первом этаже час спустя.
– Столь же плохо, – подтвердила Анника. – И все-таки с нашей стороны граничило бы со служебным преступлением не проверить все еще раз, – добавила она и в знак утешения похлопала его по руке.
Когда они сидели в автомобиле на пути назад в здание полиции, Анника сообщила:
– Я тут подумала об одном деле…
– Я слушаю, – буркнул Бекстрём.
– Я заметила, что у большинства из этих икон отсутствуют декоративные рамы, – сказала Анника. – Многие из них нарисованы на дереве, но пара ведь явно на холсте. Кроме того, я подумала о типе, которого наш таксист чуть не задавил.
– Ангел Гарсия Гомез, – сказал Бекстрём и кивнул.
«Становится все лучше и лучше», – подумал он, поскольку уже понял, куда она клонит.
– Понятно, там был он, – продолжала Анника Карлссон. – Я подозревала это с тех пор, как увидела фоторобот, а сейчас, когда его ДНК оказалась на двери в лоджии, на сто процентов уверена. Самой собой, именно он убил и Эрикссона, и его псину.
– Только не Эрикссона, – возразил Бекстрём и покачал головой. – На момент смерти адвоката у него ведь есть алиби. Тогда он участвовал в представлении по боевым искусствам. Зато я почти не сомневаюсь, что именно он появляется у Эрикссона ночью, рихтует ему башку и перерезает горло его собаке. Относительно нашего друга Окаре, тот, однако, пожалуй, присутствовал и когда Эрикссона убивали, и позднее ночью.