– А как все прошло для итальянки? Это же была ее идея, если я все правильно понял. Относительно Пиноккио.
– Для нее и Сергея вся история закончилась счастливо. Они оставили Россию уже через несколько месяцев после бракосочетания Марии Павловны и принца Вильгельма. Сергей был изворотлив, он вовремя подсуетился и перевел большую часть своего состояния в Европу. Они вступают в брак и переезжают в Италию, делят свое время между дворцом во Флоренции, французской Ривьерой, где по их заказу возвели шикарную виллу в Кап-Ферре, и путешествиями по Европе и прочему миру. Красавица Анна Мария Франческа рожает Сергею семерых детей. Она умрет в 1975 году, и тогда ей будет девяносто два года. Ее супруг также почил в крайне почтенном возрасте. Он был, конечно, на двадцать два года старше ее, но ему также перевалило за девяносто, прежде чем он переселился в мир иной.
– О’кей, – сказал Бекстрём и развел руки в стороны. – Чем я могу помочь тебе?
– Несколькими вещами. – Гегурра дружелюбно улыбнулся.
– Я слушаю.
– Во-первых, ты можешь помочь мне найти одиннадцать икон и музыкальную шкатулку, – объяснил Гегурра. – Если я все правильно понял, адвоката Эрикссона убили у него на вилле в Ольстене.
– Да, – подтвердил Бекстрём и кивнул. – Здесь нет никакой тайны.
– Насколько я тебя знаю, мой дорогой друг, ты в настоящий момент уже прекрасно знаком с ситуацией на месте преступления.
– По данному пункту можешь быть абсолютно спокоен, – заверил Бекстрём. – Но как ни прискорбно в данной связи, мы не нашли там никаких икон и никакой музыкальной шкатулки.
– Хорошего мало. – Гегурра озабоченно покачал головой. – Он мог ведь передать их на какой-то склад произведений искусства. Ты не проверишь это сейчас, после того как тебе стало известно, что ты ищешь?
– Естественно, – ответил Бекстрём. – Но, к сожалению, есть данные другого свойства, и это должно остаться между нами.
– О чем речь?
– Показания свидетелей, – сообщил Бекстрём, подкрепив слова кивком. – Если верить им, пара возможных преступников вынесла из дома убитого несколько белых картонных коробок сразу после того, как Эрикссона забили насмерть. Если бы в доме находились какие-то старые русские иконы, мы нашли бы их. Но там не было ничего подобного. Могу заверить тебя.
– Очень печально слышать то, что ты сейчас говоришь, – сказал Гегурра, и, судя по его мине, он подумал вовсе не о смерти адвоката Эрикссона.
– Разберемся, – пообещал Бекстрём. – Я могу еще чем-то помочь тебе?
– Речь в таком случае может идти о двух вещах. Во-первых, как икона Верщагина оказалась среди всего другого. Это мистика какая-то. Пусть даже ее нарисовал русский художник, она ведь не имеет никакого отношения ко всей коллекции. Ею никогда не владели ни Мария Павловна, ни принц Вильгельм. Ее продали на аукционе в Лондоне в конце Второй мировой войны, и вдруг она появилась здесь, у нас, семьдесят лет спустя. Что-то не сходится.
– Второе что? – спросил Бекстрём. – О чем речь?
«Все, в конце концов, рано или поздно выясняется, – подумал он. – Судя по моему опыту».
– До конца разобраться с провенансом, – ответил Гегурра. – Сначала Мария Павловна, потом принц Вильгельм, и пока все понятно. Мне необходимо знать больше о том, куда эти вещи попали далее. Я сомневаюсь, что сын Вильгельма Леннарт унаследовал их, он же провел за границей, по большому счету, всю свою жизнь, в то время как, судя по всему, многие предметы никогда не покидали Швецию.
– Ты жаждешь знать, кто дал Эрикссону задание продать все это барахло, – констатировал Бекстрём. – Кроме того, ты вроде бы говорил, что я могу свалиться со стула, когда услышу, о ком, по-твоему, идет речь.