– Какое это имеет значение? – сказал Квин. – Хочешь рассказать о том, что с тобой произошло?
– Нет.
– Мое имя и номер телефона здесь тоже написаны.
– Для чего ты делаешь это? Тебе что-нибудь надо?
– Твое упрямство выглядит глупо.
– Пошел к черту!
Квин коснулся края своей бейсболки и удалился.
Он долго сидел в кабине грузовика, откуда хорошо просматривался ресторанчик, похожий на аквариум. Там сидела в одиночестве девушка. Она потягивала кока-колу, пока из боковой двери не вышел мужчина, занявший место напротив нее. Его бритая голова была покрыта черной щетиной той же длины, что и на щеках и подбородке. В руке у него была прикуренная сигарета. Он энергично жестикулировал, указывая куда-то в заднюю часть ресторанчика. Девушка не поднимала взгляда от стола. Она взяла немного сахарного песка, насыпала в свой стакан и с любопытством следила, как он растворяется.
На мужчине была футболка-безрукавка, на плечах бугрились мускулы. Каждые несколько минут он доставал мобильник, говорил что-то и закрывал крышку. Он поддерживал телефон в активном режиме, глядя на дисплей и перебирая клавиши.
Во время еды он не смотрел на девушку, а поев, пошел к задней двери. Квин завел мотор и медленно поехал к заправочным дизельным колонкам, где увидел мужчину, несмотря на небольшой рост, выглядевшего крепышом. Здесь Квин заметил «шевроле», заднее окно которого закрывало большое изображение лица злобного клоуна.
Рейнджер проследовал к удобному пункту наблюдения. Никто даже не взглянул на его грузовик. Он заглушил мотор. Крепыш наклонился к открытому окну «шевроле» и сунул за пояс тесно прилегавших джинсов револьвер 45-го калибра. Он обернулся и, все еще смеясь, стал удаляться с мерзкой ухмылкой на лице, выдыхая на холоде клубы пара. На его шее красовалась зеленая татуировка с изображением трилистника.
«Шевроле» ожил и, совершив разворот, быстро проехал мимо Квина. За рулем его сидел костлявый парень, левое запястье которого было обмотано серебристой клейкой лентой.
По воскресеньям Иерихон всегда безлюден. Едва ли не единственным посещаемым местом в этот день бывает стоянка грузовиков. Привокзальная столовая и учреждения деловой части города закрыты. В старом городском кинотеатре открыли новую церковь, возле которой стоял раскрашенный от руки фанерный щит, рекламировавший богослужения брата Дэвиса. Под стеклом оставались только две киноафиши. Одна посвящалась фильму с начинающим актером Кирком Кэмероном о спасении брачного союза, на другой был нарисован большой авиалайнер, символизирующий Судный день человечества. Парковка была заполнена лишь наполовину. Даже через закрытые окна Квин слышал пение и звуки электронной музыки внутри помещения. Он ехал на восток, помня, что к часу должен быть у своей матери.
Под колесами машины тянулись бесконечные ленты дорог, отходящие от Главного шоссе и ведущие к городскому кладбищу. Квин подумал было посетить могилу дяди, но не захотел останавливаться. Он миновал станцию добровольной пожарной дружины и волокноотделитель хлопка, который не работал многие годы. Проехал старый патронный завод и мастерскую по ремонту коробок передач и, наконец, старое городское кладбище, где хоронили солдат Гражданской войны, умерших после ранения в госпиталях Иерихона.
Там, где заканчивалась мощеная дорога, под шинами его грузовика потянулось гравиевое покрытие, повернувшее затем на север. К стоявшим вдоль дороги соснам были прибиты таблички с обозначениями частных участков земли, охотничьих клубов и лесозаготовительных компаний. В этих местах люди из ближайших селений сваливали в длинный овраг отработавшие свое холодильники и стиральные машины, детали автомобилей. Их покрывала прошлогодняя сосновая хвоя, ржавые банки из-под пива, подгузники и старые пластмассовые куклы. Если бы у него было сейчас пиво, подумал Квин. Он поискал по радиоприемнику музыку, но нашел лишь проповеди о спасении души и порицания грешников этого мира. Вышел на диапазон старой рок-н-ролльной станции из Тупело, но обнаружил, что ее передачи превратились в пустопорожнюю говорильню. Опустив стекла на дверцах, Квин почувствовал приятный холодок. Достал из куртки сигару, которую передал ему вчера судья Блэнтон, и закурил. Миновав поворот, он вновь выехал на асфальт туда, где дорога соединялась с шоссе № 9. К северу на просеках расположились несколько трейлеров.
Впереди на значительном расстоянии от машины шла одинокая фигура. Человек был одет в старый армейский китель и потрепанные брюки, заправленные в ботинки-дезерты. Догнав его, Квин сбавил скорость и посигналил. Человек обернулся.
Это был Бум Кимбро.
– Садись, – пригласил Квин. Зажав в зубах сигару, он потянулся и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. – Куда направляешься?
Бум неопределенно пожал плечами.
– Ты идешь к нам обедать, – твердо сказал Квин. – Неужели собираешься оставить меня один на один с религиозными друзьями моей мамы?