И тут некая мысль, подспудно сидевшая в глубинах сознания, озарила меня, подобно яркой вспышке.
– Послушай, друг, – обратилась я к «Овечкину со шрамом», – а вы когда родились, в каком году?
– На кой ляд тебе?! – удивился Ивашка. – То поповское занятие, лета счислять. Бог нам дни даёт, и ладно…
Вмешался Афоня:
– Э-э, глупой ты, Ивашка, аки щука на нересте, – и мне: – А год-то был, друже, семь тыщь семидесятый.
Он что, издевается?! Или… или… Неужто он допетровское летоисчисление использует?!
Я повернулась к капитану. Тот важным делом был занят: набивал табаком огромную – так мне представлялось – трубку.
– Сэр, – обратилась я к морскому волк, – what was the year of the Nativity of Christ?
Уж он-то, будучи европейцем, должен «счислять лета» от Рождества Христова.
– One thousand five hundred and eighty-two, – спокойно ответил капитан.
Внутренне я готова была услышать нечто подобное. И всё же. Трубным гласом небес прозвучал для меня ответ Роде.
«Тысяча пятьсот восемьдесят второй», – прошептала я обречённо.
Несмотря на всю абсурдность услышанного, я безоговорочно поверила этим людям, из которых кто-либо – чем чёрт не шутит, – быть может, является моим дальним предком.
III. Плата за ночлег
1
Слово «ошеломить», как известно, буквально означает «ударить булавой (или иным тяжёлым предметом) по шлему». Именно такое было ощущение: меня ошеломили – огрели молотом. Но не по шлему, а по ничем не защищённой (бандана не в счёт), головушке.
Так и сидела, пришибленная невероятным, но очевидным фактом: я в прошлом! Во времени, отстающем от нашего на четыреста с лишним лет!
Как такое могло произойти? И что мне теперь делать? Ответа на эти исконно русские вопросы я не находила. Лишь одно знала: какая-то неведомая сила перенесла меня за отметку (на временной шкале) «четыреста лет до моего рождения». Не слабо, да?
Впрочем, и страха, как такового, не было. Ни страха, ни отчаяния – ничего. Это потом, наверное, стану кричать, плакать, биться в истерике, рвать на себе волосы и взывать к небесам; а пока я сидела и тупо смотрела на кружку, поставленную передо мной женщиной с пышными формами, как видно, хозяйкой «заведения». Затем столь же тупо глотала крепкий, как вино, напиток, не чувствуя вкуса. А вокруг царило кабацкое веселье: кто-то затягивал песню, остальные подхватывали, истерично хохотали пьяные путаны, подвыпившие мужчины стучали по столу кружками, требовали у хозяйки ещё пива…
Меня опять тронули за плечо.