Хассо не устраивала простая победа, ему требовался тотальный разгром неприятеля - грандиозное побоище, сравнимое с прошлогодней резнёй у Фоллингдейла. Потому, отшвырнув остатки валланцев и загасив последние очаги сопротивления в укреплениях основного лагеря, мы, остановив преследование, принялись спешно перестраивать войска для нового наступления.
Бенно разворачивал шесть пехотных полков, включая "мертвецов", собираясь ударить в спину главным силам северян. Эти бедолаги всю ночь маршировали вдоль Ринийских прудов, а с рассветом, дождавшись отставших и перестроившись из походного порядка в боевой, атаковали наше фланговое прикрытие. Вернее, начали атаковать. Многие ударные части, выступившие после полуночи, еще не прибыли на место, а несколько баталий вообще умудрились сбиться с дороги и заплутать где-то в заозерных зарослях. Так что первый натиск неприятеля больше походил на масштабную разведку боем, которую наёмники без особых проблем отразили. А дальше всё пошло наперекосяк.
До лейтенант-маршала* ле Вёрта, командовавшего левым крылом северян, дошли первые панические известия об ударе Серой армии и прорыве наёмников через дефиле. Это в корне меняло всю обстановку. Обходящая группировка Лиги сама оказалась в полуокружении и теперь обрекалась на бой с перевернутым фронтом - один из самых неприятных видов боевых действий, который только можно себе представить. В результате решительный натиск на наш правый фланг провалился, едва начавшись. Сперва с направления главного удара были срочно сняты и скорым маршем отправлены назад, к основному лагерю, несколько лучших полков. А затем начали потихоньку оттягиваться и оставшиеся части, стремясь разорвать контакт с упорно оборонявшимися наёмниками.
Я в это время активно налаживал оборону захваченных утром позиций. Два экс-имперских полка, взявших на пику вражеский вагенбург, были вновь выведены в поле и перестроены в шесть обычных баталий. Их место за укреплениями вражеского лагеря заняли две сводные из резерва. Конные егеря "мертвецов" развернули сеть передовых постов, позади стали "висельники Трайда". Теперь, даже если какие-то подразделения валланцев сумеют очухаться и попытаются контратаковать, им вряд ли что-то обломится. Во всяком случае, на быстрый успех врагу рассчитывать уж точно не стоит, а время сейчас играет за нас. Бенно, завершив перестроения своей ударной группировки, вскоре после полудня начал методичное наступление против прижатых к прудам отрядов северян. На правом фланге наши войска, подгоняемые энергичными приказами ле Трайда, также перешли в атаку, не давая противнику спокойно развернуться навстречу новой угрозе.
Конница устроила грандиозную потасовку - два шеволежерских полка Лиги схлестнулись с десятью рейтарскими эскадронами ле Крайта (6 его собственных и еще 4 приданных из резерва). Не менее часа без малого четыре тысячи всадников азартно рубили друг друга, то разбегаясь по сторонам, то сшибаясь вновь в круговерти скоротечных схваток, пока обессиленная кавалерия северян всё же не признала своё поражение, отказавшись от прорыва и устало оттянувшись за спину своей пехоты. После этого в сражении вновь наступила пауза. Противники переводили дух и приводили себя в порядок, готовясь к финальной битве. Вот тут-то многоопытный Хассо и выпустил свою отравленную стрелу, оказавшуюся в итоге решающей.
Когда высокое летнее солнце уже явственно начало клониться к закату, а ударные колонны Бенно изготовились к очередному наступлению на стиснутые со всех сторон, голодные и уставшие остатки некогда гордой Великой армии, из ставки вдруг примчалась небольшая кавалькада во главе с командиром личного эскорта ле Трайда. Протиснувшись через боевые порядки наших войск, группа всадников принялась неспешно фланировать перед позициями противника, лениво помахивая пучками зеленых веток. Явно обозначив, таким образом, своё стремление к переговорам, посланцы проследовали на рандеву с выдвинувшейся им навстречу кучкой неприятельских штабных офицеров.
На виду у тысяч солдат обеих армий стороны обменялись приветствиями, а затем по знаку посланца ле Трайда рослый лейтенант-кавалерист развернул ранее зачехленное знамя и все заинтересованные лица целых пару минут могли лицезреть, как лёгкий ветерок с реки полощет личный штандарт Вигбольда ле Бьёрга. Затем рука офицера разжалась, и некогда гордый стяг отправился в короткий полет под копыта наёмничьих коней. Командир парламентеров бросил пару отрывистых фраз стоявшим напротив северянам, сопроводив свою речь понятным каждому жестом - медленно проведя ладонью у горла. После чего вся кавалькада дружно развернулась и, топча повергнутый стяг, отправилась назад, оставив оппонентов в состоянии крайней задумчивости.
Где-то с полчаса ничего не происходило, и Бенно уже отдал приказ на финальный штурм вражеских позиций, когда из расположения неприятеля отчаянно задудели трубы, а чуть позже показалась очередная группа всадников с зелеными ветвями. Командование противника во главе с лейтенант-маршалом, не надеясь на успешный прорыв, предпочло сдаться на почётную капитуляцию под честное слово ле Трайда.
--------------------------------------------------------------------------------------------------
* заместитель главнокомандующего
Глава XCVIII
Ринийская битва благополучно окончилась, и настало время подведения первых итогов. В наших руках оказалось около тринадцати тысяч пленных северян, из которых девять тысяч сдались на капитуляцию вместе с лейтенант-маршалом, а остальных наловили в ходе сражения и преследования. Похоронные команды собрали по кустам и полям чуть более пяти тысяч трупов, то есть совокупные потери противника достигли восемнадцати тысяч человек. Наш собственный урон исчислялся всего лишь тремя тысячами, считая тяжелораненых, не пригодных к дальнейшей службе. Таким образом, на утро в распоряжении Хассо имелось двадцать семь тысяч "активных штыков" плюс еще шесть тысяч оставались в тылу, охраняя коммуникации и приглядывая за нашими дорогими союзниками-нанимателями.
Проведя все эти нехитрые арифметические расчеты, ле Трайд заметно воодушевился, так как они недвусмысленно показывали, что он и тридцать три тысячи его солдат держат за глотку весь Север. Впрочем, эту ситуацию еще нужно было закрепить, для чего достигнутый успех следовало всемерно развивать, чем мы и занялись буквально на следующий день после сражения.
Едва приведя войска в порядок, Хассо сформировал шестнадцатитысячный ударный корпус под командованием ле Кройфа и бросил его вдогонку за улепетывающими остатками Великой армии. Несмотря на все наши старания, свыше половины северян всё же избежали смерти и плена. Даже сейчас их численность практически не уступала нашей, а в ближайшем тылу у ле Бьёрга оставалось еще немало резервов, так что при должном старании Лига могла довольно быстро восстановить свою мощь. Но именно сейчас все эти массы войск были не более чем толпой потенциальных военнопленных, дезертиров и покойников. Жуткий ринийский разгром полностью разрушил систему управления, превратив стройный военный механизм в бессмысленный набор деталей. Не воспользоваться столь благоприятным моментом было бы просто грешно.
Но прежде, чем громить врагов, следовало разрулить текущие проблемы. Первым делом нужно было как-то решить вопрос с захваченными пленными, так как после ухода ле Кройфа их стало больше, чем оставшихся в нашем распоряжении солдат. Охрана и этапирование такой толпы требовали массы сил и времени, но Хассо нашел простой и элегантный выход из этого тупика. Сдавшихся на скорую руку пересортировали, отделив старший командный состав и немногочисленных "идейных", после чего незатейливо предложили оставшимся сменить сторону, перейдя под знамёна победителей. Подавляющее большинство потенциальных перебежчиков колебалось весьма недолго, и уже через три дня после сражения боевой состав Серой армии вырос до тридцати девяти тысяч с хвостиком. За это же время трофеи, санитарные обозы и оставшиеся пленные были отправлены в тыл. Теперь можно было и повоевать.
Снявшись с лагеря, главные силы наёмников двинулись вдогонку за авангардом ле Кройфа, с которым спустя полтерции благополучно соединились под стенами Гвинбранда. Крупнейший из вольных городов уже 3 дня пребывал в плотной блокаде, а Бенно усиленно рассылал разведывательные отряды и возводил временные укрепления, готовясь к планомерной осаде, если вдруг со штурмом не заладится. Но на деле ни того ни другого не потребовалось. Как только наша орда подгребла к негласной столице имперских наёмников, как ворота города открылись, выпуская представительную делегацию гражданских магистратов и представителей укрывшихся в Гвинбранде воинских отрядов Лиги. И первые, и вторые так спешили поскорее вступить в переговоры, что даже не стали дожидаться формального предложения сдаться.
Возглавлявший посольство бургомистр, едва войдя в шатер главнокомандующего, сходу заявил, что "не пристало наёмникам ополчаться на своё родовое гнездо" и он, как и год назад, готов вверить город со всеми его жителями защите ле Трайда, если он согласится избавить "имперскую псарню" от штурма и разорения. Выборные командиры засевших за стенами северян вообще без всяких обиняков сообщили, что с радостью вновь встанут под знамена серого маршала, под которыми сражались в прошлой кампании, и даже согласны на временное сокращение жалования (!) в виде своеобразной платы за избавление от плена. Понятно, что при таком искреннем желании сотрудничать переговоры не сильно затянулись.
Уже на следующий день отборные части Серой армии вступили в Гвинбранд и прошли парадным строем по "дороге славы", после чего Хассо прямо на главной площади весьма пафосно принял присягу гарнизона и символические ключи от города. Ну и контрибуцию - куда ж без неё? Хотя последнее действо происходило чуть позже и при закрытых дверях, чтоб не портить торжественность момента и не плодить лишних слухов.
На этом первую военную кампанию против Лиги можно было считать законченной. Остатки Великой армии просто растворились в окружающем пространстве. Часть отступила, многие разбежались, кто-то полёг в бою, настигнутый нашими конными разъездами... немало нашлось и тех, кто предпочёл просто-напросто перебежать на сторону победителя. После ринийского разгрома и особенно после сдачи Гвинбранда к нашим передовым постам ежедневно выходили десятки, если не сотни, солдат и офицеров - поодиночке, группами и целыми отрядами, с оружием и ясно различимыми следами от наскоро содранных нашивок на мундирах. Все как один бодро заявляли, что горят желанием служить и сражаться под началом славного маршала ле Трайда и лишь ему готовы вверить свою жизнь и судьбу. Кое-кто из наиболее продвинутых также называл имена командиров Серой армии, с которыми они воевали бок о бок в предыдущих кампаниях и которые могли бы поручиться за вновь прибывших. И, конечно же, в избытке имелись обычные новобранцы, мечтающие влиться в стройные ряды солдат удачи. В результате полки серой пехоты пополнялись просто невиданными темпами.
Оружия, денег и обмундирования пока хватало - контрибуции взымались исправно, имперское казначейство в ответ на победоносные реляции прислало целый обоз серебра, а мануфактуры Гвинбранда, Эборсеса и прочих окрестных городов работали день и ночь. Хуже было с продовольствием. Пограничные области, в которых мы теперь находились, изрядно опустошили в предыдущих кампаниях, а везти зерно, солонину и прочий провиант из центральных областей империи - удовольствие на любителя. Да и времени на организацию такого маршрута доставки требовалось изрядно, а проблема с питанием явственно обозначилась уже сейчас. Отряды фуражиров рыскали по дорогам и весям, как стаи голодных волков, отбирая у крестьян и торговцев последнее, но даже самому тупому интенданту было понятно, что долго так продолжаться не может. А тут ещё в Гвинбранде, не иначе как от бешенного скопления людей и резкого падения санитарных норм, вспыхнула весьма неприятная для любой армии эпидемия кровавого поноса... В общем, надо было срочно на что-то решаться. И как раз в этот момент с конной эстафетой из Иннгарда прибыло срочное послание от нашего друга и союзника Рейнара.