­Ненавижу это слово.­

­Гарри по-прежнему обнимает её. Чувствует, наверное, что ей нужно ощущать чье-то тепло, кого-то, удерживающего её здесь. Или боится, что она замёрзнет. Но она ведь уже замёрзла. Так холодно в животе и в груди. И этот холод забивался в кончики пальцев, которые, кажется, вот-вот посинеют. ­

­— Всё в порядке?­

­Шёпот у него странный, так не похож на шёпот Гарри, который был в прошлом году. И снова осознание — они выросли. И снова тоскливый вой где-то под рёбрами. Верните то, что было до этого сентября. Верните.­

­Она кивает. Жмурит глаза. Вздыхает.­

­От Гарри тоже пахнет дождем. Почти похоже на запах Малфоя. Почти. Совсем чуть-чуть и можно было бы назвать его отдаленно схожим. ­

­Гермиона плотнее закрывает глаза, утыкаясь носом ему в плечо, обнимает, цепляясь за влажный материал толстовки на спине друга, представляя, додумывая лёгкий запах шоколада, а вместо грубоватой ткани маггловской вещи — колючий свитер. И не осознаёт, что вода снова течёт по её лицу. Солёная и такая позорно-выдающая её с головой. Хочется упасть и лежать здесь. А потом умереть и больше никогда не думать ни о чём. Никогда не чувствовать ничего. Не представлять. Не сравнивать. ­

­Как же гадко.­

­Но Поттер крепко держит. Сгребая её, прижимая к себе и повторяя одни и те же слова, от которых сердце снова ухает вниз:­

­— Не плачь. Мы ему этого так не оставим. Отметелим так, что мама родная не узнает. Рожа слизеринская. Кретин. Не плачь только, Герми, слышишь? ­

­Она отстраняется от друга, глядя на него распахнутыми глазами.­

­— О ком ты говоришь?­

­Он слегка хмурится. Смотрит на неё непонимающе. ­

­— О Грэхэме, конечно.­

­Будто сам собой разумеющийся факт. Гермиона ненавидит вырвавшийся из груди облегчённый вздох. ­

­— Ах, да. Конечно, — но тут же исправляется: — Нет, не нужно метелить его. Он просто идиот.­

­И продолжает бормотать что-то о гормонах и отсутствии ума у мальчишек его возраста, забывая на секунду, что перед ней стоит такой же семнадцатилетний Поттер и молча гладит её по спине, позволяя высказаться. Гермиона знает — он радуется, что она уже не плачет. Гарри никогда не умел успокаивать девушек. Почему-то вспомнилась лёгкая паника, с которой он рассказывал о поцелуе с плачущей Чжоу. Всё, что он умел, это подставить своё плечо и ждать, пока слёзы иссякнут. Но ей очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что она никак не возьмёт себя в руки. А он чувствовал. Только один этот обречённо-понимающе-удручённый взгляд говорил о том.­

­— Где Рон? ­

­— Остался с Симусом в «Трёх мётлах». Рвался со мной пойти, но я бы тогда вас обоих тащил... ну... ты знаешь же... — он замялся, и Гермиона рассмеялась немного нервно, чувствуя острую благодарность к стоящему перед ней человеку. ­

­Отстранилась, замечая, что чёрные густые волосы совершенно сырые и торчат в разные стороны, наверняка, как и её собственные. Подняла руку и пригладила их, пока Гарри немного смущённо поджимал губы, глядя сквозь стёкла мокрых очков. ­