За окном вспыхнула очередная молния и ужасающе загрохотал гром. Эмили почувствовала, как здание содрогнулось. Но, прислушавшись, она уловила что-то еще, помимо грома. Прямо над ее головой ударилось о крышу нечто очень большое и тяжелое.

Они жили на самом верхнем этаже, и над квартирой не было ничего, кроме плоской крыши. Родители Эмили отдельно заплатили за доступ к ней, и мама разбила наверху большой цветочный сад и грядку с овощами. Но, с тех пор как она заболела и умерла, на крышу никто не поднимался. Эмили с тревогой подумала, что, возможно, до их дома долетел кусок антенны с Эмпайр-стейт. Или молния ударила в садовый сарайчик ее матери и опрокинула его.

Не позвонить ли отцу? Вдруг из-за молнии начнется пожар? Вдруг весь дом сгорит дотла? За окном лило как из ведра, но погасит ли дождь огонь, если он займется как следует? Вопросы порождали все новые вопросы, а вместе с ними и страх, так что сердце Эмили почти замерло в груди.

Сверху послышались новые звуки.

Как будто кто-то – или что-то – топало по крыше.

Подняв фонарик, Эмили затаила дыхание. Луч света скользнул по огромной трещине на потолке. Лампа покачивалась на кабеле. Хлопья краски и штукатурки медленно планировали вниз.

Эмили достала мобильник. Но, не успев нажать на кнопку быстрого набора, закрыла его. Что она скажет отцу? Что нечто большое ударило в крышу, и краска на потолке в ее спальне потрескалась? Может, он скажет ей немедленно покинуть здание. Но тогда ей придется пройти по погруженному во тьму коридору до лестницы, спуститься вниз на двадцать лестничных пролетов – и все для того, чтобы оказаться на улице, где хлещет дождь.

– Не-а, Эм, – сказала она себе. – Наверху ничего нет. Просто садовый сарайчик упал, и его дверь болтается на ветру.

Задолго до того, как Эмили смогла убедить себя, что ничего серьезного не происходит, стук наверху возобновился.

– Это безумие! – сказала она, одновременно выбираясь из-под одеяла и спускаясь с постели. – Ты не пойдешь наверх…

Но тело и разум будто бы не сообщались друг с другом. Чем громче разум Эмили призывал ее остановиться, тем решительнее тело намеревалось вылезти на крышу, чтобы разобраться с источником звука.

Эмили надела свой длинный дождевик, взяла ключи и пошла к входной двери. Подумав, она прихватила и бейсбольную биту, которую они держали в прихожей на всякий случай.

Освещая путь узким лучом фонаря, девочка вскарабкалась по лестнице. Она слышала приглушенные звуки шагов и тихое бормотание: обитатели дома в кои-то веки пользовались лестницей, чтобы добраться до своих квартир.

– Это глупо, Эм. Там наверху бьют молнии, – уговаривала она себя.

Но какая-то часть ее вновь не пожелала внимать голосу рассудка.

Поднявшись, девочка уткнулась в запертую дверь, ведущую прямиком на крышу. Сжимая биту в одной руке и фонарик в другой, Эмили попыталась вставить ключ в замок. Когда она наконец повернула ключ, дверь слегка приоткрылась. И тут же ветер вырвал ее из рук девочки. С ужасным грохотом дверь распахнулась настежь – ее чуть не сорвало с петель.

– Да уж, тихонько и незаметно, – упрекнула себя Эмили.

Девочка шагнула под проливной дождь и начала шарить лучом по крыше, высматривая огонь. Прошел почти год с тех пор, как она последний раз была здесь. Сад довольно сильно зарос. Неизвестная лоза проросла на некогда ухоженных клумбах и опутала их.

Грядка и вовсе превратилась в нечто неузнаваемое. В темноте, посреди шторма, Эмили видела не тот сад, который знала и любила. Он обратился темным и пугающим местом, полным тайн и опасностей.

Сквозь шум хлещущего по крыше дождя Эмили расслышала какой-то другой звук. Топот. Только на этот раз он повторялся чаще. Вслушиваясь через грохот ужасной погоды, девочка уверилась, что кто-то или что-то поскуливает, словно плача от боли.