Да, ничего не отвечай сейчас, ничего.
Х и р у р г. Я, наверно, до сих пор люблю тебя, Сима. Вот такую… Тебя одну.
С е р а ф и м а. И ты не посмеешь вторично предать нашего сына?
Х и р у р г. Нашего сына? Ты сказала — нашего сына?!
С е р а ф и м а (глядя в одну точку). Предать себя — предать всех? Предать всех — предать себя?..
Свет гаснет мгновенно.
ДИАЛОГ ТРЕТИЙ
Вихрится, клубится, захлестывает все вокруг последняя декабрьская метель.
В сопровождающем его луче размашисто, не по годам молодо, шагает сильный и плечистый пожилой человек в свитере и куртке, с блестками снега на непокрытой голове и плечах. Счастливый, веселый, он идет, протянув руки к Серафиме.
Это — г е о л о г.
Он пересекает незримую границу комнаты — площадки.
Серафима включает гирлянду лампочек, и елка вспыхивает разноцветными огнями.
Г е о л о г. А вот и я, Серафима!
С е р а ф и м а (идет навстречу). Здравствуй, Петр. Я так долго ждала тебя.
Г е о л о г. Здравствуй, Симушка!
С е р а ф и м а. Здесь все ждало тебя столько лет. Это теперь твой дом.
Г е о л о г. Нет, Сима, я за тобой. Два дня на сборы. Только два. Сверх праздника начальство ничего не подарило. Украду, увезу, хоть в попоне поперек седла!
С е р а ф и м а. Может быть, хватит бродяжить в тайге?
Г е о л о г (оглядываясь, посмеивается). А что? Мысль! Уют. Прочный берег. Домашнее тепло. Хрупкая мечта начинающего пенсионера!
С е р а ф и м а. Ты все-таки уже не мальчик, Петр.
