Отчуждение, «уход» от общества и претензии бездельников
Здесь я хотел бы изложить кое-какие мысли по вопросам, обозначенным в названии раздела.
1. Как мы видели, конфликт между эмоциями человека и тем, что предписывает ему расширенный порядок, практически неизбежен: врожденные реакции часто прорываются через систему усвоенных правил, поддерживающих цивилизацию. Но лишь Руссо – мыслитель и литератор – в своих работах «снял запрет» с сознательного проявления реакций, которые культурные люди отвергают как просто-напросто неприличные. В его работах «естественное» (читай – «инстинктивное») рассматривается как что-то желательное, как благо – этакая ностальгия по простоте, первобытным и даже варварским реакциям. Руссо убежден, что человек должен утолять свои желания, а не носить «оковы», якобы выдуманные в угоду чьим-то корыстным интересам.
Подобное же разочарование (только в более мягкой форме) по поводу того, что традиционная мораль лишает человека многих удовольствий, недавно нашло отражение в ностальгический идее о том, что «малое прекрасно», и в претензиях к «Безрадостной экономике» (Schumacher, 1973, Scitovsky, 1976, а также бóльшая часть литературы на тему «отчуждения»).
2. Само по себе существование человека не дает ему права предъявлять моральные претензии к кому бы то ни было. Отдельные люди или группы могут брать на себя конкретные обязательства по отношению к кому-то, но как часть системы общих правил, которые помогают человечеству расти и размножаться, не все жизни (даже из тех, что уже существуют) могут морально претендовать на сохранение. В начале сезонной миграции некоторые эскимосские племена оставляют своих стариков умирать, и такой обычай кажется нам жестоким, однако это может оказаться необходимым для выживания их потомков в следующий сезон. До сих пор остается открытым вопрос, является ли нашим моральным долгом продлевать жизнь неизлечимо больным, используя достижения современной медицины. Такие вопросы возникают раньше, чем мы начинаем интересоваться, кому следует адресовать такие претензии.
Права являются следствием системы отношений, и тот, кто предъявляет какие-либо права, тем самым поддерживает эту систему и становится ее частью. Если он никогда не поддерживал систему сам (или кто-то за него) либо прекращает это делать, то у него нет никаких оснований для претензий. Отношения между людьми могут существовать только как продукт их воли, и сами по себе чьи-то притязания вряд ли означают, что другие должны их удовлетворять – только требования долгое время существующих традиций налагают обязанности на большинство членов сообщества. В том числе и по этой причине нужно проявлять осмотрительность, чтобы не пробуждать ложных ожиданий и не брать на себя невыполнимых обязательств.
3. Многих людей социализм приучил к тому, что можно требовать чего-то независимо от своего вклада в поддержание системы. С точки зрения морали, породившей расширенный порядок цивилизации, социалисты, по сути, подталкивают людей к нарушению закона.
Если люди предъявляют претензии по поводу своего «отчуждения» и «неприятия» того, о чем большинство их, по-видимому, никогда не имело представления, и предпочитают жить как паразиты, питаясь плодами процесса, в котором не желают участвовать, – то как раз они и являются истинными последователями призывов Руссо вернуться к природе. Им представляются главным злом те институты, которые сделали возможным формирование порядка человеческого взаимодействия.
Я вовсе не ставлю под сомнение право любого человека добровольно уйти от цивилизации. Но какие, в таком случае, у него будут «права»? Должны ли мы субсидировать подобное отшельничество? Никто не свободен от правил, лежащих в основе цивилизации. Мы можем помогать инвалидам, младенцам и старикам лишь при условии, что все разумные взрослые люди подчиняются безличным правилам, что и дает нам возможности кому-то помогать.
Неверно думать, будто подобного рода заблуждения свойственны только молодым людям. Это отражение того, чему их учат родители, а также кафедры психологии и социологии образовательных учреждений и определенного склада интеллектуалы, которых эти же кафедры производят: бледные копии Руссо и Маркса, Фрейда и Кейнса. Таков результат наложения их учений на умы людей, чьи желания непомерны и превосходят понимание сути вещей.
Приложение E
Игра как школа обучения правилам
Правила выбора тех традиций, которые привели к появлению спонтанного порядка, имеют много общего с правилами игры. Не стоит пытаться проследить в игре происхождение конкуренции, это может завести слишком далеко, но многое можно почерпнуть из великолепного и очень поучительного анализа роли игры в эволюции культуры. Историк Йохан Хейзинга провел такой анализ, однако его работу не оценили по достоинству исследователи порядка человеческого взаимодействия (1949: особенно 5, 11, 24, 47, 51, 59 и 100; см. также Knight, 1923/1936: 46, 50, 60–66, и Hayek, 1976: 71, и примечание 10).
Хейзинга пишет, что «в мифах и ритуалах берут свое начало великие инстинктивные силы цивилизованной жизни: закон и порядок, торговля и прибыль, ремесло и искусство, поэзия, мудрость и наука. Все это уходит корнями в первобытную почву игры» (1949: 5); игра «создает порядок и является порядком» (1950: 10). «Она живет в своих собственных границах времени и пространства в соответствии с определенными правилами и определенным порядком» (1949: 15 и 51).
Игра – прекрасный пример процесса, участники которого могут преследовать разные и даже противоположные цели, но подчиняются правилам, и это приводит к общему порядку. Более того, современная теория игр показала, что не всегда выигрыш одной стороны уравновешивается проигрышем другой – существуют игры, приносящие выигрыш всем участникам. Расширенные структуры взаимодействия развивались благодаря тому, что люди участвовали в играх второго типа, получая в результате всеобщее повышение производительности.
Приложение F
Заметки об экономике и антропологии населения
Вопросы, которые мы обсудили в главе 8, экономическая наука пыталась решить с момента своего возникновения. Можно сказать, что появилась она в 1681 году, когда сэр Уильям Петти (он был чуть старше своего коллеги сэра Исаака Ньютона и принадлежал к числу основателей Лондонского Королевского Общества по развитию знаний о природе) проявил интерес к тому, как быстро разрастается Лондон. К всеобщему удивлению, он обнаружил, что Лондон стал больше Парижа и Рима, вместе взятых. В статье «Об умножении человечества и росте города Лондона» Петти объяснил, как высокая плотность населения влияет на разделение труда:
«Каждая мануфактура будет разделяться на столько частей, сколько это возможно. При производстве часов один человек будет делать колесики, другой – пружину, третий – гравировать циферблат, и часы будут лучше и дешевле, чем когда вся работа возложена на одного человека.
И мы видим также, что в таких городах и на таких улицах большого города, где почти все жители заняты одним и тем же ремеслом, изготовляемый товар лучше и дешевле, чем где-либо в ином месте. Более того, когда все виды мануфактур сосредоточены в одном месте, каждое отходящее судно может очень быстро получить необходимый ему груз, составленный из стольких продуктов разного рода, сколько может их взять у него порт, в который оно направляется» (1681/1899: II, 453 и 473).