Вот иногда смотришь на человека и видишь то маменькиного сыночка, то неврастеника, то еще какого-нибудь сказочного персонажа. А здесь – мужик. Настоящий. Твердый как скала. Такой и выстрелит и сам под пулю встанет, не моргнув.

— Все. Пост сдал. Отзвонюсь позже, — коротко кивает он и без лишних слов уходит, оставив нас с Бархановым наедине.

— Лер, — он вздыхает, — что ж ты упертая такая, а?

— Извини, — мой боевой настрой сошел на нет, и я снова почувствовала себя абсолютно несчастной, — Я хотела расстаться с ним по-человечески.

— Рассталась?

— Да. И уже домой хотела ехать, но тут вобла твоя нарисовалась.

— Не моя.

Я отмахиваюсь. Слова Эльвиры до сих пор гремят в ушах.

Распущенная… Хамка…Что ты можешь ему дать…Ему нужна другая женщина…

— Что она тебе наговорила?

— Ничего, — качаю головой и отчаянно комкаю в потных пальцах салфетку, — ничего из того, что я сама бы не знала.

— Лер-ра, — он всегда произносит мое имя по-особенному. Оно будто перекатывается у него на языке, отдавая рычащими нотами.

— Тебя скоро можно будет поздравить еще с одним ребенком, да? — спрашиваю как-то совсем кисло.

Я до этого не признавалась самой себе, но в душе жила какая-то гордость оттого, что я родила ему сына. Теперь гордость утихла, зато горечи хоть отбавляй. Кто ему будет нужнее? Максимка, рожденный от шальной девчонки, которого он даже ни разу не видел. Или ребенок от роскошной Эльвиры, с которым он будет с самого рождения?

Барханов снова удивляет?

— Твою мать, — раздраженно бросает ложку на блюдце. Та звякает настолько громко, что за дальними столиками оборачиваются, — врет она все!

— По ней не скажешь. Говорила она очень убедительно.

— Она врет, — произнес с нажимом.

— Судя по реакции, для тебя это не стало сюрпризом, — стараюсь смотреть насмешливо и снисходительно, но мне слишком плохо, поэтому ни черта не получается.

— Эльвира врет, это все что тебе надо знать. С остальным я сам разберусь.