После возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть, после того, как Невилл столь блестяще проявил себя в Министерстве Магии, сражаясь вместе с Гарри Поттером против Пожирателей Смерти, после того, как Орден Феникса понес очередные потери, в мыслях у всех была только предстоящая война. Я радовалась за внука и гордилась им. К тому же результаты С.О.В. у него оказались вполне приемлемыми, хоть и не такими блестящими, как в свое время у его отца. А главное - у мальчика наконец-то начал проявляться характер! Поэтому я смотрела на ситуацию с оптимизмом, до известия о нападении на Хогвартс Пожирателей Смерти и гибели Дамблдора.
Я просто не могла понять, как такое могло произойти! Убийца работал в Хогвартсе и учил наших детей! Смог обмануть Дамблдора - величайшего и опытнейшего из магов, между прочим, первоклассного знатока легилименции! И никто не обратил внимания на достижения Гарри Поттера! Невилла тоже это возмущало до глубины души. - Ведь мы же знали, что он мерзавец! - повторял мой внук, - подлая тварь, у которой нет совести, нет сердца!
Мне было понятно, что смерть Дамблдора фактически знаменует победу нового режима, но Невилл заявил, что плевать ему на все режимы. Он все равно будет бороться, пока хватит сил. В его гневном негодовании я с радостью узнавала черты моего Фрэнка. И ни официальная смена власти, ни превращение «Пророка» в шавку теперь уже новых хозяев не поколебало его решения. За несколько дней до отъезда в Хогвартс на седьмой курс, Невилл показал мне статью о назначении Северуса Снейпа, убийцы Дамблдора и приспешника Того-Кого-Нельзя-Называть, предателя и подлого труса, директором школы. Реакция Невилла на это назначение и его обещание, что «негодяю адом покажется эта должность» понравились мне еще больше. Я, безусловно, волновалась за внука, зная, на что способны Пожиратели Смерти, и оттого еще больше гордилась храбростью моего мальчика.
Мне не хотелось даже читать эту статью, но я вгляделась в большой портрет, занимавший половину газетной страницы. И вдруг меня словно пронзило: в человеке, изображенном на портрете, безошибочно узнавался тот самый юноша, которого я видела на сожженной фотографии. За двадцать с лишним лет его лицо изменилось не настолько, чтобы можно было ошибиться. И все же я уверяла себя, что это ошибка, что подобного не может быть, что это немыслимо. Сейчас по зрелом размышлении я вижу, что это было довольно глупо - отрицать очевидный факт на том основании, что он кажется неправдоподобным… Я просто не хотела признавать, что это один и тот же человек.
Весь следующий год я взволнованно следила за ходом сопротивления и деятельностью Невилла в Хогвартсе. Благодаря семейству Уизли до меня дошли слухи об участии моего внука в авантюре с мечом Гриффиндора вместе с их Джинни и еще одной девочкой - дочерью редактора «Придиры». Добрейшая Молли и Артур не находили себе места от тревоги, да и я тоже, оставаясь внешне спокойной, трепетала от страха. Было бы нелепо ожидать от этого «директора» снисхождения к нашим детям. Но, к нашему удивлению, наказание оказалось намного более мягким, чем мы ожидали…
Несколько громких событий, неизменно связанных с Гарри Поттером, вселили в нас всех надежду, что близится момент решения нашей участи. И два идиота-аврора, присланные арестовать меня, вероятно, тоже чувствовали это. Я справилась с ними без всякого труда, после чего мне оставалось только ожидать в надежном месте сигнала, который заставил себя ждать не так уж долго. Правда, в Хогвартс я прибыла одной из последних, когда битва, инициированная преподавателями и учениками трех факультетов, была уже в разгаре. Мне сообщили, что Невилл сражается, и я поспешила к нему на помощь. Я жалела только, что ученики успели обезвредить узурпаторов без нашей помощи, а самозваный директор успел скрыться. Но я была убеждена, что мерзавец все равно получит свое.
Переход от надежды к отчаянию и снова к надежде, обеспеченный нам исчезновением, а потом воскрешением Гарри, вдохнул в сопротивляющихся новую силу. Тут же очень кстати подоспела помощь, Невилл ухитрился совершить настоящий подвиг, уничтожив тварь, которую принес с собой Тот-Кого-Нельзя-Называть, но я к тому времени потеряла его на поле сражения. Нашли друг друга мы только в толпе, следящей за ходом поединка Поттера с монстром. И вот тут-то прозвучало снова имя директора Снейпа. Убийство лордом Волдемортом собственных слуг никому не было внове. Все шептали, что подонок ничего иного и не заслуживал. Пока не услышали дальнейшие слова Поттера. Сперва мы все подумали, что тот играет со своим врагом, лжет ему, издевается, но мальчик говорил совершенно серьезно. Уже потом, когда все закончилось, он повторил это еще раз перед всеми нами и привел доказательства. Дети и учителя, наконец, догадались о его настоящей роли в тех событиях, которые произошли в школе за год его правления… Он защищал жизни наших детей… Он спас моего внука…
Как и другие родители, я безмерно благодарна этому человеку. Особенно вспоминая, что своими руками уничтожила память о его любви. То, что я узнала о нем, опровергло мою уверенность в недолговечности детских чувств. Рассказ о мальчике, с первого взгляда влюбившемся в девочку, жившую по соседству, поддавшегося злу, но потом совершившего во имя любви к ней много добра, и доказавшего свою преданность ценою жизни, мог бы показаться похожим на старинную легенду, если бы не был чистой правдой…
Глава 14
Флоренц.
Наши знания о мире и людях не могут быть абсолютными. Иногда то, что кажется полностью очевидным, оказывается совершенно иным, чем мы думаем. В Хогвартсе я более чем когда-либо убедился в этой древней истине, давно уже известной моему народу, но люди почему-то очень редко вспоминают о ней. Еще больше подтвердилась ее справедливость победой в войне. Победой, которая досталась дорогой ценой и потому сделалась общей, объединив нас всех. Последний же год перед этой победой навсегда останется в моей памяти. Как и тайна преемника Дамблдора, которая, конечно, была известна мне намного раньше, чем нам всем открыл ее Гарри Поттер…
Вообще, когда я впервые появился в Хогвартсе в разгар произвола Долорес Амбридж, то сразу обратил внимание на этого человека. Интересно было уже то, что он был намного моложе остальных моих коллег, и, тем не менее, у меня создавалось впечатление, будто некоторые из них его даже побаиваются. Он пользовался почтением у собственных студентов и явной неприязнью у всех остальных, но и у тех и у других - безусловным авторитетом. Я отлично представлял себе, как трудно добиться такого положения - у нас, кентавров, очень строгая иерархия. Тем большее любопытство охватывало меня…
За весь год я видел его только раз или два, но интуитивное чувство, присущее кентаврам, подсказывало, что вокруг него есть нечто, неведомое тем, кто его окружает. Ему не свойственны были предрассудки, которыми страдали ограниченные личности вроде Долорес Амбридж - со мной он всегда вел себя также холодно и отстраненно, как и со всеми остальными. Впрочем, мы почти не разговаривали и даже не сталкивались на территории школы. Я знал только, что между ним и Гарри Поттером сложились, мягко говоря, весьма натянутые отношения. Говорили, что эти двое ненавидят друг друга с первого дня, но ненависть, как и любовь, слишком сильное слово, чтобы называть им то, что, по сути, не является ею. Это чувства одной природы и они часто бывают настолько похожи, что люди путают одно с другим, особенно те, чьи глаза не видят дальше поверхности, что свойственно многим из них. Поэтому я не хотел и не имел права судить о таких вещах только на основании слухов. Мне, лучше, чем кому-либо было известно, что мнение большинства может быть заблуждением…
После возвращения в Хогвартс Дамблдора, в котором я, впрочем, не сомневался ни на секунду, ибо глупость Долорес Амбридж рано или поздно должна была привести ее к закономерному краху, я снова имел случай убедиться в незаурядной силе и мудрости директора Хогвартса. Только ему одному было под силу пойти одному в Лес и договориться с моими собратьями, убедив их вернуть свободу женщине, которая понесла справедливое наказание за свою дерзость.
Но вместе с Дамблдором на свою должность вернулась и Сивилла Трелони, что сразу создало для Дамблдора новые проблемы. Я не мог вернуться к моим собратьям, поскольку по-прежнему оставался для них изгоем. И тогда директор решил разделить курсы между нами. Меня такое решение удовлетворило полностью, но эта взбалмошная женщина не оставляла директора своими жалобами. Одно время я не мог понять, что мешает Дамблдору избавиться от нее. Именно ее характер мешал ей в полной мере осознать и использовать свой Дар, который она не ценила по-настоящему, заменяя глупой ворожбой и пустыми высокопарными речами. Но Дамблдор поведал мне, что дар Сивиллы способен проявляться неведомо для нее самой. И что, сама того не подозревая, она оказалась инициатором неких значимых для всего магического сообщества событий, из-за чего вне школы ее жизнь, как и моя, может находиться в опасности. Уволить ее - означало фактически ее убить. Директор никак не мог пойти на это, хотя ему вовсе не нравилось слушать ее бесконечные жалобы и надуманные претензии. Она упивалась своим положением никем не понятой жертвы чужого невежества. Именно это вызывало у меня самое большое осуждение.
Нельзя сказать, что ее не любили в школе. Напротив, у нее были даже преданные поклонники среди учеников - вроде тех двух девушек, однокурсниц Гарри, которые пытались рассказать мне на уроке о той человеческой чепухе, которой она забивала их головы. Большинство остальных студентов и преподавателей находили ее самой обыкновенной шарлатанкой, что было недалеко от истины. А кое-кто даже в голос посмеивался над ней. И лишь во взгляде одного человека я замечал страх, когда он оказывался с ней рядом. Северус Снейп, профессор зельеварения, человек, пользовавшийся полным и исключительным доверием Дамблдора, всячески избегал Сивиллы Трелони, но встретившись с ней, не мог скрыть своих эмоций. Во всяком случае, от меня. Так смотрят на живое воплощение беспощадного Рока, самой Судьбы. И вот это вызывало у меня глубокое любопытство…
Почему этот человек, которого я никак не мог разгадать, так реагировал на присутствие этой не слишком умной и уж точно совершенно безобидной женщины? Дамблдор говорил, что она предвидит будущее сама того не сознавая? Быть может, точно также, ничего не сознавая, она сыграла какую-то важную роль в его жизни? Людям свойственно верить словам, таких как она, даже если они делают вид, что не воспринимают ее всерьез и называют обманщицей. Но, разумеется, я не стал расспрашивать ни его ни ее - вмешиваться в то, что меня не касалось было ниже моего достоинства.
Как бы то ни было - с самого начала нового учебного года эта женщина только и делала, что досаждала Дамблдору проявлениями своего уязвленного самолюбия. Я не понимал, как она может быть столь эгоистичной, чтобы тратить на это его время, которого и без того едва хватало в условиях разгорающейся войны. Защита школы и учеников, контроль за действиями противника, и неведомые замыслы, в которые он посвящал Гарри Поттера, таинственные беседы с Северусом Снейпом, обычные его обязанности, которые директор точно также должен был исполнять - и ко всему этому он был еще принужден слушать стенания истеричной особы.
Однажды она обратилась ко мне «как прорицатель к прорицателю» и спросила, не чувствую ли я надвигающуюся опасность. А потом рассказала, что ее пустые карточные и чайные гадания каждый раз сообщают ей об угрозе, нависшей над Дамблдором. Я не удостоил ее ответом, но понял, что у нее тоже на подсознательном глубинном уровне сработало то ощущение, которое возникало у меня всякий раз при виде директора. Мне было очевидно, что в ближайшее время должно произойти что-то, что неминуемо закончится его гибелью. Только в отличие от нее, я не донимал его бесполезными предупреждениями, так как был убежден, что ему известно об угрозе ничуть не хуже, чем мне. Неудивительно, что он дал профессору Трелони понять, что хотел бы встречаться с ней как можно реже. Это было, быть может и не слишком вежливо, но во всяком случае очень разумно. И скоро наши предсказания и предчувствия сбылись.
События на Астрономической Башне пересказывались Гарри с возмущением и яростью. Дамблдор значил для мальчика гораздо больше, нежели просто учитель и школьный директор. Он был наставником и покровителем, человеком, которого Гарри почти боготворил. Неудивительно, что убийство, совершенное у него на глазах произвело на чистую душу юноши такое действие, что он не смог распознать того, чего не увидели и более взрослые и опытные чем он люди…