Глава 6

Когда Мину, пройдя через Кордельерские ворота, очутилась в Бастиде, колокола только что закончили отбивать восемь утра. В числе ее самых ранних детских воспоминаний было и такое: она сидит на коленях у матери и слушает рассказы о том, как возникли два Каркасона. Римское поселение Каркассо на холме, нашествие вестготов в V веке и семьсот пятьдесят лет спустя сарацинское завоевание и легенда о Даме Каркас. Затем последующее возвышение и трагическое падение рода Тренкавелей, а также резня катаров, которых юный виконт Тренкавель тщетно пытался защитить.

– Не зная ошибок прошлого, – говорила Флоранс, – как можно научиться не повторять их? История – наш учитель.

Мину знала каждый уголок, каждый камешек и каждый бугорок в Ситэ как свои пять пальцев. Как карильон собора Сен-Назер запинался между одиннадцатой и двенадцатой нотой мелодии. Как с наступлением осени виноградники на равнинах ниже Одских ворот меняли цвет с серебристого на зеленый, а с зеленого на малиновый. Как лучи зимнего солнца в полдень падали на кладбищенский двор, чтобы согреть тех, кто, как ее мать, спал вечным сном в мерзлой земле.

Мину знала, что ей очень повезло родиться в этом краю и иметь право называть его своим домом. Но как ни любила она их маленький домик в Ситэ, кипучую суету Бастиды Сен-Луи она любила больше. Крепость застряла в глубоком прошлом, пленница своей собственной многовековой истории. Нижний город, новый Каркасон, был устремлен в будущее.

Под ноги Мину, кружась, упал деревянный обруч. Она подняла его и вернула владелице, чумазой девчушке с голубой косынкой на шее.

– Merci, – поблагодарила та и, захихикав, вновь спряталась за материнскими юбками.

Мину улыбнулась. И она тоже когда-то играла в подобные игры на этих улицах: гладкие мостовые Бастиды куда лучше подходили для забав с обручем и прутиком, нежели вымощенные булыжником переулочки Ситэ.

Она двинулась дальше по улице Карье-Маж, лавируя между телегами и подводами, запряженными волами, собачьими ловушками и гусями и по-прежнему думая о матери. Мину вспомнилась она сама, восьмилетняя, делающая уроки за кухонным столом. Солнце, льющееся в открытую заднюю дверь и освещающее ее грифельную доску и мелки. Голос матери, четкий и терпеливый, превращающий учение в захватывающую историю.

– Бастида была основана в середине тринадцатого столетия, пятьдесят лет спустя после кровопролитного Крестового похода, в результате которого виконт Тренкавель был умерщвлен в его же собственном замке, а Ситэ лишился своей независимости. Чтобы наказать его жителей за мятеж против короны, Людовик Святой изгнал всех жителей из средневекового города и приказал построить новое селение на осушенных топях и болотистом левом берегу реки Од. Это у нас две главные дороги, с севера на юг и с востока на запад – вот так и вот так. – Флоранс нарисовала очертания города на листке бумаги. – Видишь? Так, теперь более мелкие улицы между ними. Теперь два кафедральных собора, Сен-Мишель и Сен-Венсан, которые получили свои названия в честь средневековых предместий Ситэ, разрушенных крестоносцами Симона де Монфора.

– По форме похоже на крест!

Флоранс кивнула:

– Да, на катарский крест. Первые люди начали жить в Бастиде в тысяча двести шестьдесят втором году. Это был город беженцев, честных людей, насильственно выселенных из родных домов. Сначала Бастида существовала в тени укрепленной цитадели. Но мало-помалу новый Каркасон начал процветать. Время шло. Проходили столетия. Многие годы подряд королевская казна истощалась войнами с Англией, с Италией, с Испанскими Нидерландами, но Бастида, пережив многолетний голод и чуму, разрослась, стала богатой и влиятельной. Шерсть, лен и шелка. Каркасон на равнине затмил Каркасон на холме.

– Что значит «затмил»? – спросила Мину и была вознаграждена улыбкой матери.

– Это значит «превзошел», «опередил», – ответила Флоранс. – В Бастиде ремесленники разных гильдий открывали свои лавки на разных улицах. Аптекари и нотариусы – на одной, торговцы пенькой и шерстью – на другой. Печатники и книготорговцы облюбовали улицу Марше.

– Как папа?

– Как папа.

Воспоминание начало меркнуть, как это обычно и происходило, и Мину вновь очутилась в одиночестве посреди ясного февральского утра со знакомым ощущением утраты. Тот мамин рисунок она сохранила до сих пор, хотя меловые линии на бумаге уже выцвели и поблекли, и теперь использовала его, чтобы учить Эмерика и Алис.

Мину вернулась мыслями к предстоящему дню и зашагала к базарной площади. Самые престижные торговые места располагались в здании крытого рынка в центре и внутри деревянной колоннады, которая опоясывала площадь. Даже во время Великого поста площадь радовала глаз буйством красок и бойкой торговлей. Девушка старалась насладиться этим зрелищем. Владельцы клеток с птицами и расшитых колпачков для ловчих птиц наперебой расхваливали свой товар перед богато одетыми женщинами и мужчинами, проходившими мимо.

Но, по правде говоря, несмотря на кипучую и оживленную атмосферу, на душе у Мину было неспокойно. Черные тучи собирались над Лангедоком. Хотя от Каркасона до могущественных городов севера было две недели верхом, а у них на Юге обычаи были иные, Мину опасалась, что репутация, которую заслужила их лавка за то, что у них продавались книги на все религиозные вкусы, по нынешним временам с их постоянно растущей нетерпимостью может сослужить им плохую службу.