Я достаточно много читала о завоевании Мексики испанцами, чтобы сильно сомневаться, будто Христос имел к нему отношение, какие бы вещи ни делались во имя Его.
- В том, что сделали с твоим народом испанцы, не обвиняй Христа. Наш Бог даровал нам свободу выбора, а это значит, что мы можем выбрать зло. И я верю, что так поступили люди, завоевавшие твой народ.
Он снова с недоумением посмотрел на меня.
- Ты действительно в это веришь. Я вижу, что веришь.
- Всем сердцем, - сказала я. - Извини за каламбур.
Он поднялся и оказался на мне верхом.
- Почти все, кого я принимал в жертву, ни во что особо не верили. Те, кто верил, не верили в твоего белого Христа. - Он коснулся моего лица. - А ты веришь.
- Да.
- Как можешь ты верить в Бога, который позволил принести тебя сюда и отдать в жертву чужому богу?
- Если ты веришь, только когда легко верить, тогда ты не веришь, - сказала я.
- Разве не забавно, что ты, верная поклонница Бога, который уничтожил нас, будешь тем, что даст мне вернуться в силу? Когда я отниму твою сущность, я буду достаточно силен, чтобы породить драгоценную жидкость, и тогда я освобожусь от оков этого места.
- В каком смысле - отнимешь мою сущность?
Я перестала бояться, потому что мы уже давно разговаривали, или я просто не способна так долго поддерживать страх. Если меня не убивают и не ранят, я в конце концов перестаю бояться.
- Я лишь поцелую тебя, и ты станешь сухой и легкой, как старый маис. Ты напитаешь меня, как зерно питает людей.
Он стал укладываться справа от меня, возле моей свободной руки.
И я вдруг испугалась снова. Очень хотелось ошибиться, но я была вполне уверена, что я это уже видела в "Обсидиановой бабочке".
- Ты хочешь сказать, что высосешь из меня жизнь, и я стану как сухая мумия.
Он погладил меня по щеке пальцем, и глаза его были грустны и полны сожаления.
- Это будет очень больно, и я прошу за это прощения, но даже твоя боль пойдет на пользу моей силе.
Он прижался лицом к моей щеке. У меня была свободная рука и нож в кармане, но если я ударю слишком рано и выйдет неудачно, других возможностей не представится. Куда, к чертям, подевался Рамирес?