Долгая промышленная революция
Оглядываясь назад, мы обнаруживаем, что коммерческая революция была лишь прологом к центральному акту в развитии капиталистического общества-системы — промышленной революции. Индустриализация превратила скопление общин, которые обеспечивали сами себя силой одушевленного труда, в систему предприятий и домохозяйств, которые массово производят и потребляют товары, произведенные при помощи машин на ископаемом топливе:
«По контрасту с медленными, кумулятивными трансформациями традиционных обществ, социально-экономические последствия индустриализации на основе ископаемого топлива были почти мгновенными. Замещение биологического топлива ископаемым и более поздняя замена одушевленной энергии электричеством и двигателями внутреннего сгорания создали новый мир за каких-то несколько поколений» (Смил 2020, с. 392–393).
Промышленная революция представляет собой скачок в социально-культурной сложности, то есть в сложности совокупной деятельности. Такой скачок требует множества предпосылок, среди которых — энвестиции и инвестиции, осуществляемые за счет дани, неравноценного обмена и иных механизмов колониального грабежа. Морские экспедиции и колониальные захваты стали предпосылкой для промышленной революции.
Но, как уже было отмечено, сама по себе колониальная система не вела к промышленной революции. Еще одной необходимой предпосылкой стало расширение товарных рынков, то есть увеличение населения, вовлеченного в коммерческое общество. Разрастание коммерческого общества до масштабов мирового рынка вело к огромному углублению разделения смыслов — деятельности, деятельной силы и социально-культурного порядка:
«Общества охотников-собирателей содержат лишь несколько десятков различных социальных персонажей, в то время как современные европейские переписи различают от 10 до 20 тысяч одних только уникальных профессиональных ролей, а всего индустриальные общества могут содержать более 1 миллиона различных видов социальных персонажей» (Tainter 1988, p. 23).
Промышленная революция имела и технологические предпосылки. Усложнение орудий труда в исторической перспективе приводит к тому, что они уже не могут приводиться в движение одушевленной силой людей или животных. Орудия превращаются в механизмы, для приведения их в действие становятся необходимы все более мощные источники энергии — вода, ветер, ископаемое топливо. В свою очередь, освоение более мощных источников энергии позволяет еще больше усложнить механизмы. В этом цикле «эффект — сложность» состоит промышленная революция. Протоиндустриализация, или нулевая промышленная революция, постепенно прокладывала себе дорогу благодаря использованию все большего множества природных эффектов — энергии ветра и воды, обработке древесины, массовому судостроению, сжиганию угля и т. д.:
«В противоположность общему мнению, рост доступности полученных с помощью угля и паровых двигателей тепла и механической мощности вовсе не был нужен для того, чтобы инициировать этот комплекс перемен. Производство в загородных мастерских, основанное на дешевом сельском труде и обслуживавшее не только национальный, но и международные рынки, существовало за поколения до того, как началась угольная индустриализация. Такая протоиндустриализация имела место не только в отдельных районах Европы (Ульстер, Костуолдс, Пикардия, Вестфалия, Саксония, Силезия и многие другие). Масштабное ремесленное производство товаров для внутреннего и внешнего рынков существовало также в Китае династий Мин и Цинь, в Японии сегуната Токугава, в отдельных районах Индии. Отличным примером является карбонизация сыродутного железа для получения индийской стали wootz, качества которой лучше всего известны по дамасским клинкам. Ее производство в некоторых регионах Индии (Лахор, Амритсар, Агра, Джайпур, Мисор, Малабар, Голконда) имело почти индустриальные масштабы, экспорт шел в Персию и Турецкую империю. Частично механизированное и сравнительно крупное производство тканей, опирающееся на энергию воды, часто становилось следующим шагом европейского перехода от сельских мастерских к централизованным мануфактурам. Во многих регионах промышленные водяные мельницы и турбины успешно конкурировали с паровыми машинами на протяжении десятилетий после появления нового неодушевленного первичного движителя» (Смил 2020, с. 303).
Сложность смыслов возрастает в ходе их эволюции вне зависимости от применяемых источников энергии. Напротив, именно усложнение смыслов приводит к применению более мощных источников энергии. Но совершенствование источников энергии, и в целом все более полное применение все более широкого круга природных и культурных эффектов, является необходимым условием для возрастания смыслов. Среда становится средством деятельности ровно в той степени, в которой она осмыслена, то есть включена в процесс самовоспроизводства людей. Уголь существовал на Земле задолго до того, как человек стал использовать его в паровых двигателях, но именно эволюция смыслов позволила людям использовать уголь, повысить производительность, и перейти от простого к расширенному самовоспроизводству. Смысл — это мера преобразования энергии (порядка) природы в энергию (порядок) культуры, и эта мера не сводится к технологиям, она включает в себя и организацию, и психологию:
«К 1700 году уровни типичного использования энергии в Китае и Европе, а следовательно, и среднее материальное изобилие, выглядели по большому счету одинаковыми. К середине XVIII века доход строительных рабочих в Китае был примерно таким же, как у их «коллег» в менее развитых странах Европы, но находился далеко позади относительно лидирующих экономик континента. Затем прогресс в Европе набрал скорость. В терминах энергии он проявился в комбинации роста урожаев, металлургии на коксе, лучшей навигации, нового оружия, улучшения торговли и в постоянных экспериментах. Исследователи утверждают (Pomeranz 2002), что этот взлет был связан не столько с общественными институтами, отношениями или демографией в основных экономических регионах Европы и Китая, сколько с удачным расположением залежей угля и с очень разными взаимосвязями между районами добычи и их соответствующими перифериями, а также с внедрением инноваций. Другие считают, что основания этого успеха были заложены еще в Средние века. Благоприятное воздействие христианства на технический прогресс в общем (включая идею о достоинстве ручного труда), и стремление средневекового монашества к самообеспеченности в частности были важными составляющими успеха. Даже те ученые, которые ставят под сомнение важность этих связей, признают, что монашеская традиция, которая поддерживала фундаментальное достоинство и духовную пользу труда, была позитивным фактором» (Смил 2020, с. 379).
Сосредоточение к 1700 году примерно двух третей населения в городах — центрах мануфактурного производства, морских перевозок и торговли — было одной из предпосылок промышленной революции в Англии в XVIII веке. Урбанизация — это локальный рост плотности населения, сопровождающийся развитием новых видов смыслов. Урбанизация создает культурные эффекты, ведущие к индустриализации, а индустриализация усиливает миграцию в города.
«Ископаемое топливо также стимулировало движущие силы миграции: рост городов был обусловлен повышением механизации сельского хозяйства и развитием индустриализации. Конечно, урбанизация и индустриализация не являются синонимами, но эти процессы тесно связаны многими взаимно усиливающими друг друга обстоятельствами. В первую очередь следует отметить, что технический прогресс в Европе и Северной Америке имеет в значительной степени городское происхождение, и города по-прежнему являются источниками инноваций. Был сделан вывод (Bettencourt and West 2010), что по мере того, как население города удваивается, экономическая продуктивность увеличивается в среднем на 130 %, причем и общая, и на душу населения. В другом исследовании (Pan and co-workers 2013) этот результат приписали большей частью «сверхлинейному масштабированию», иными словами, рост плотности городского населения дает жителям больше возможностей для личного взаимодействия» (Смил 2020, с. 340).
Изучение истории человеческого самовоспроизводства показывает, что рутинная деятельность накапливается в ядре общества-культуры, на «пиках» адаптивного ландшафта, в то время как контрсмыслы формируются на периферии, в «долинах» ландшафта. По мере эволюции смыслов культурная периферия («долина» смыслов) сама становится ядром («пиком»), в то время как прежнее ядро оттесняется на периферию вследствие того, что оно погрязло в рутине. Ведущие культуры временно исчерпывают потенциал своего роста и уступают место тем, кто еще вчера, казалось, безнадежно отставал. Общества-культуры меняются ролями в гонке с неопределенностью. При рассмотрении экономического развития Европы XV–XVIII веков необходимо учитывать, что перед нами успешный пример
«Факт состоит не только в том, что афро-азиатская эпоха географических открытий началась после 500 года, задолго до Колумба и Да Гамы, но и в том, что Европа отставала от большей части Востока с точки зрения экономической и военной мощи вплоть до XIX века. В этой главе утверждается, что в период 1500–1800 годов Европа просто догоняла Восток. Европа была ребенком позднего, а не раннего развития, который пользовался «преимуществами экономической отсталости». Она не прокладывала сама себе путь, а ассимилировала или имитировала те более развитые средства и способы, которые были созданы восточными первопроходцами, и которые распространялись через восточную глобализацию. Кроме того, присвоение Европой американских и африканских ресурсов также помогло ей наверстать упущенное» (Hobson 2004, p. 162).
Еще одной предпосылкой промышленной революции стала так называемая революция трудолюбия (industrious revolution). Приток в Европу товаров из Азии (хлопковая и шелковая ткань и одежда, фарфор и др.), по отношению к которым традиционные европейские товары (льняная и шерстяная ткань и одежда, глиняная посуда и др.) обладали более низкой потребительной ценностью, привели к развертыванию потребностей. Новый стандарт потребления потребовал развития новых стандартов производства. В Европе начали возникать производства, которые воспроизводили азиатские технологии и продукты, как на основе завезенных из Азии знаний и эффектов, так и на основе их европейских имитаций. Производство шелка было завезено из Византийской империи, но фарфор изобрели заново в Германии. При копировании азиатских производств европейцы столкнулась с более высокими затратами на труд в Европе из-за относительно менее развитого сельского хозяйства и относительно более высокой стоимости питания, недостаточности деятельной силы и опыта — производственных и коммерческих знаний и навыков. Как следствие, для эффективной конкуренции по стоимости и качеству европейцы прибегли как к пиратству и попыткам установить монополию в торговле, так и к разработке и внедрению технических новшеств — сначала непосредственно в производстве тканей, а затем и в отраслях, снабжающих производство тканей средствами производства — в производстве машин, металлургии, добыче угля и руды и т. д. (см. Harreld 2016, lectures 11, 13, 16).
«К 1850 году наиболее экономически развитые районы Китая и Европы принадлежали к двум разным мирам, и к 1900 году они были разделены огромным разрывом в производительности: потребление энергии в Западной Европе по крайней мере в четыре раза превышало среднее значение для Китая. Период очень быстрого развития после 1700 года начался благодаря нескольким гениальным изобретениям. Но величайшие успехи XIX века были достигнуты в результате тесной взаимосвязи между расширением научного и технического знания с одной стороны, и коммерциализацией новых изобретений — с другой. Энергетические основания прогресса XIX века включали развитие паровых двигателей и их широкое распространение в качестве как стационарных, так и мобильных первичных движителей, плавку железа с помощью кокса, крупномасштабное производство стали, начало генерации электричества и появление двигателей внутреннего сгорания. Масштабы и скорость этих изменений были обусловлены сочетанием энергетических инноваций с новыми методами химического синтеза и улучшением организации производства на фабриках. Активное развитие новых видов транспорта и телекоммуникаций тоже имело важное значение как для наращивания производства, так и для развития национальной и международной торговли» (Смил 2020, с. 379).
Промышленная революция не сводится к своему первому этапу, начавшемуся в XVIII веке с внедрением углесжигающих паровых и иных машин. Все этапы промышленной революции происходили в одной и той же логике распространения капиталистического общества-системы на все большее население, усложнения смыслов по мере овладения все новыми природными и культурными эффектами, и дальнейшего роста населения благодаря повышению производительности. Вторая промышленная революция началась во второй половине XIX века с внедрением новых источников энергии (нефть, электричество), новых двигателей (двигатели внутреннего сгорания и другие), новых методов выплавки стали и так далее. Третья промышленная революция, начавшаяся во второй половине XX века, основана на переходе от аналоговых устройств, характерных для машинной эпохи, к цифровым устройствам компьютерной эры.
Гонка за прибылью и рост масштабов производства
Как мы видели в главе 3, в процессе гонки смыслов с неопределенностью происходит адаптация, неопределенность интегрируется в смыслы в форме прибыли, гонка с неопределенностью трансформируется в гонку между самими смыслами — деятельностью, воспроизводящей общество-систему в целом, или добавленной стоимостью, и деятельностью, воспроизводящей индивидуальную деятельную силу, или необходимой стоимостью. Динамика добавленной и необходимой стоимости определяет динамику их разницы — прибавочной стоимости, а прибавочная стоимость является источником для прибыли.
В процессе гонки энтропия индивидуальной деятельной силы и соответственно необходимая стоимость возрастают то быстрее, то медленнее, чем энтропия общества-системы в целом и соответственно добавленная стоимость. Клаудиа Голдин и Лоренс Кац говорят в этой связи о «гонке между образованием и технологией» (Goldin and Katz 2008, p. 287 ff.). Однако энтропия общества-системы не сводится к сложности технологии, она зависит также от сложности организации и психологии. Равным образом энтропия деятельной силы не сводится к уровню образования. Более сложный труд выполняется деятельной силой, в которую вложено больше обучения, воспитания, заботы о здоровье, больше предметов потребления, в том числе предметов длительного пользования (жилье, бытовая техника и т. д.). Гэри Беккер указывал, что ключевым фактором, определяющим величину энвестиций, является упущенная ценность затраченной внерабочей деятельности: