Переход под «высокую руку» великого князя московского сопровождался, с одной стороны, распространением торговли и промыслов на далеком севере, среди народов и племен, которые до сей поры были слабо втянуты в торговлю; освоением промысловым населением, купцами, казаками, крестьянами и монастырским людом обширных, очень слабо заселенных пространств; распространением в некоторых районах земледелия и скотоводства, причем главными колонизационными базами выступали монастыри; приобщением хотя и ничтожной части населения к русской, более высокой культуре, к письменности, причем и в этом отношении огромная роль принадлежала монастырям. С другой стороны, распространение власти «государя всея Руси» на север Восточной Европы сопровождалось установлением систематической эксплуатации северных народов. Вводился ясак и «поминки; в землях Севера, где ранее сидели лишь свои, местные, единоплеменные «князцы», появлялись московские воеводы и наместники; распространялось христианство, причем часто насильственно; возникавшие монастыри, игравшие положительную роль как колонизационные базы и очаги письменности, в то же самое время выступали в качестве верных слуг московского князя и новых феодалов. Так постепенно «прибирали к рукам» Север великий князь и его люди, купечество и духовенство. Таково было положение северных финно-угорских народов, вошедших в состав Русского государства на рубеже XV и XVI вв.
В той части Поволжья, которая к тому времени также уже вошла в состав Руси, жили мордва, мещера и татары. Они также управлялись через своих «князцов» или касимовским татарским царевичем — вассалом московского великого князя, но все они были данниками Москвы.
Так постепенно завоевывались земли нерусских племен и народов и складывающееся во времена Ивана III Русское государство несло уже в себе черты многонационального государства во главе с правящими классами великорусской народности.
Как мы уже указывали, И.В. Сталин подчеркивал, что «интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока»[156] заставляли национальности Восточной Европы объединяться в единое централизованное государство еще в эпоху феодализма, до складывания национальностей в нации. Таким образом, Восточная Европа могла избавиться от нашествия со стороны народов Востока, со стороны турок и татар, чье иго, столетиями тяготевшее над русским народом и финно-угорскими народами и племенами Восточной Европы и Западной Сибири, только путем создания централизованного государства, способного исторгнуть народы востока Европы из «кровавого болота монгольского рабства» (К. Маркс). Но создать мощное, централизованное государство на востоке Европы не могли ни саамы, ни ханты, ни манси, ни коми, ни мари, ни удмурты, ни чуваши, ни мордва.
Единственной народностью, которая могла взять на себя инициативу в деле создания могущественного централизованного государства, способного не только удержать напор нашествия извне, со стороны татар и турок, но и сбросить длившееся веками, истощавшее народы Восточной Европы, тормозившее их экономическое, политическое и культурное развитие иго ханов Золотой Орды, была великорусская народность, и только она одна, — носитель наиболее совершенных форм хозяйственной и общественно-политической жизни, более высокой культуры, наиболее многочисленная, могущественная и высокоразвитая из национальностей Восточной Европы. И.В. Сталин указывает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюрократию»[157].
В конце XV в. Руси снова угрожало окрепшее и усилившееся при Казимире Польско-Литовское государство.
Ранее Москву от Литвы отделяла целая плеяда мелких русских княжеств, служивших то Литве, то Москве. Теперь порядки изменились. На литовских рубежах стояли московские войска. Но рубежи эти были больше условные, не было никаких естественных границ — гор, больших рек или непроходимых лесов и болот, никаких резких отличий в составе населения. Восточные области Польско-Литовского государства были заселены великороссами, белорусами и украинцами, находившимися под гнетом польско-литовских панов. Эти последние при Казимире захватывают в свои руки управление всем государством. Проводники польских порядков и культуры, польских законов и католицизма, паны ненавидят население Руси, как называли тогда входившие в состав Литвы русские, белорусские и украинские земли. Крестьянство этих земель рассматривалось лишь как объект эксплуатации и грабежа. Великокняжеские государственные земли раздавались польским и литовским панам-католикам, которые строили замки, фольварки,[158] окружали себя католической шляхтой, закрепощали русских, украинских и белорусских крестьян, превращая их в «хлопов», заставляли их нести «панщину» (барщину), платить дани, оброки, нести ряд повинностей: сенокосную (толоку), повозную, «серебщизну» и т. д.
Нетерпимость панов и шляхты, их ненависть ко всему русскому, презрение к «хлопам» и их «хлопской» вере и культуре обусловливали невиданный национально-религиозный гнет, тесно переплетавшийся с классовым угнетением.
Особенно тяжелым было положение «руси» в землях, где давно шла полонизация и окатоличивание литовских и русских магнатов. Во времена Казимира угнетение распространилось и на восточную, пограничную с Москвой окраину Польско-Литовского государства, где оставались самостоятельные, вассальные великому князю литовскому русские князья из черниговских князей, потомков Святослава Ярославича, да обруселые православные литовские Гедиминовичи. С ними теперь паны перестают считаться и князей Руси оттесняют на второй план. Теперь не только в народных массах угнетенной Руси начинается брожение — результат острого недовольства хозяйничанием панов. Недовольными оказались русские князья и бояре[159]. Если ранее Литва была сильна и к ней тяготели русские земли, которые должны были выбирать между ханом и великим князем литовским, причем обычно второго предпочитали первому, то теперь уже не подпавшая под влияние Польши Литва, а русское Московское государство притягивало к себе забитый и угнетенный панами русский, украинский и белорусский народы.
Надвигалась война, и в грядущем столкновении Москва имела все основания рассчитывать на победу. В Московском государстве подавляющее большинство населения составляли русские, но и в Польско-Литовском большую половину составляли русские, украинцы и белорусы. Москва была централизована и подчинялась единой великокняжеской власти, в Польско-Литовском же государстве власть короля и великого князя была слаба, централизация незначительна, и не только на местах, но и в центре хозяйничали паны.
Военные действия должны были развернуться на территории литовской Руси, население которой явно тяготело к единоверной и общей по культуре Москве. Это наконец понял Казимир и потребовал от пограничных с Москвой русских князей беспрекословного подчинения, чтобы они «земли своей от великого княжества Литовского не отступали». Но было уже поздно.
Опираясь на народные массы, встречая поддержку во всех слоях русского, украинского и белорусского населения литовской Руси, русские князья, Рюриковичи и обруселые Гедиминовичи, обиженные и обойденные польско-литовскими панами, организуют заговоры и «отъезжают» в Москву. Сперва «отъезжал» обычно один из представителей того или иного княжеского рода, но совместность «отчинных» владений, которые надо был делить (так как одна часть «тянула» к Литве, а другая к Москве), вызывала ссоры, стычки, пограничные столкновения. Великий князь литовский не мог защитить своих оставшихся в Литве вассалов, тогда как Иван действовал энергично, помогая своим новым слугам, например в 1473 г., когда он «повоевал» Любутскую волость. Поэтому, поколебавшись немного, «отъезжали» к Ивану и другие родственники. Так, например, за Иваном Белевским последовал Андрей, за Дмитрием Воротынским — Семен и т. д.
Пограничные стычки шли все время, но ни Казимир, ни Иван не решались на объявление войны, довольствуясь лишь дипломатической перепиской. В 1492 г. умер Казимир, и великим князем литовским стал его сын Александр, королем польским другой сын — Ян-Альбрехт. Воспользовавшись разделением Польши, Иван решил действовать. В августе 1492 г. воевода Оболенский отбивает у Литвы Мценск, а Воротынский — Мосальск. Началась война.
Одновременно напал на Литву союзник Ивана, Менгли-Гирей. Александр вынужден был начать переговоры и попытался пойти на хитрость. Литовские послы предложили Ивану выдать одну из его дочерей замуж за Александра. Но в Москве и слышать не хотели о сватовстве, пока не будет заключен мир.
Воеводы Даниил Щеня и Василий Иванович берут Вязьму и приводят ее жителей к присяге московскому князю. Русские войска шли все дальше и дальше в глубь Литвы, отвоевывая старинные русские земли.
Непрерывно в разгаре военных действий «отъезжали» к Ивану русские князья, сдавались один за другим города. Взяты были Серпейск, Мещовск и многочисленные села и волости.
В январе 1493 г. был раскрыт заговор сторонников Литвы в Москве, во главе которого стояли Матвей Поляк и князь Иван Лукомский, которого подослал к Ивану еще Казимир, взяв с него слово, что он убьет или отравит Ивана. Среди заговорщиков был и беглец из Литвы Федор Бельский. Гнездо заговорщиков было ликвидировано. Уничтожив агентов врага в самом центре своего государства, Иван, несмотря на все еще продолжавшиеся переговоры о сватовстве, решительно продолжает военные действия.
Иван вел борьбу за воссоединение Руси, за создание единого Русского государства с включением в его состав всех старинных русских земель, захваченных некогда Литвой и Польшей, — Смоленской, Чернигово-Северской, Киевской, Полоцкой, Пинской, Берестейской, Галицкой и Волынской. Он воевал за Русь в границах киевских времен: от Волги до Галича и Черной Руси, от Мурома до Переяславля, Канева, Черкас и Олешья. И поэтому в 1493 г. посол его, дворянин Загряжский, читая грамоту Ивана Александру, поразил литовцев новым титулом московского князя: в грамоте Иван именовал себя «государем всея Руси», а не «великим князем», как ранее. Иван заявлял, что его «отчина» — «Киев и Волынская земля, и Полоцк и Витебск и иные городы русские многы», ибо «…вся Русская земля, Божию волею, из старины, от наших прародителей, наша отчина».
Эти притязания Ивана были подкреплены силой оружия; поэтому вскоре, в 1494 г., литовские послы заключили мир с Иваном. По мирному договору, к Москве отходили Вязьма, Серпейск, Козельск, Любутск и часть Мезецких княжеств; кроме того, Александр признал Новосильское, Одоевское, Перемышльское, Воротынское и Белевское княжества «тянущими» к Москве. Вскоре состоялось и обручение Александра с дочерью Ивана Еленой. Иван при этом требовал, чтобы Елену не принуждали принимать католичество, построили бы ей православную церковь, а ей самой при отъезде в Литву приказал помогать русским, православным, и ходатайствовать за них перед Александром. Для Александра условия брака были позором. Он даже побоялся признаться римскому папе об условиях женитьбы на Елене. Паны, конечно, встретили этот брак враждебно. Елена жаловалась отцу, что Александр не выполняет условий договора. Действительно, Александр содействовал насильственному внедрению католичества в русских землях. Поьдячий Шестаков писал в 1499 г. из Литвы в Москву: «Между Латинами и нашим христианством стала смута великая… Все наше православное христианство хотят окрестить». Мстя за мир 1494 г., Александр натравливал на Ивана татар, шведов. Правда, его попытки не увенчались успехом. Не «стерпя насилия», русские князья из Литвы все чаще и чаще отъезжали «на Москву».
Иван спешно готовился к новой войне. Собирали отряды пищальников, псковичи составляли ополчение: бобыли шли в пехоту, крестьяне с «десяти сох» давали коня, с «сорока рублев» горожане ставили «коня и воина в доспехах». Собирались «даточные люди» и по другим русским землям, сходились отряды князей и бояр. Решено было ударить на Литву по трем направлениям: на Оку, Сейм, Десну, Сож, на Западную Двину и на верховья Днепра. В мае 1500 г. Иван послал Александру гонца со «складной грамотой», т. е. снимал с себя присягу 1494 г., но «разметной грамоты» он не послал — Иван не воевал с Литвой за литовские земли, а возвращал себе русские, что, по его мнению, его право, добываемое не войной.