– Нет! Это не все… Простите, я… Черт, не знаю, как сказать… Я никогда не лезу в душу, понимаете? Хотя кажется наоборот… Я как врач скорее. Больше оцениваю. Помогаю. Всегда держу дистанцию. Но… Вы мне небезразличны. Не в том смысле, как это обычно говорят. Мне за вас больно. Я вижу, как вам непросто. Работа, Меглин, теперь Женя, дочь. Говорят люди – сумма их поступков. Это не так. Мы – сумма своих воспоминаний. Мы – то, о чем мы помним. Бросьте все. Займитесь дочкой. Верните ее. Она главное. Все остальное неважно. Кроме детей.
Она некоторое время стоит, ничего не говоря, потом, чуть кивнув, уходит. Он продолжает смотреть ей вслед – распахнутым, детским взглядом. Он впервые так открылся.
Есеня разводит руки – «сдаюсь». Самарин продолжает допрос, хотя это кажется уже просто разговор по душам.
– Человек не может быть жертвой. Если он ею становится… он делает жертвой другого. Поэтому среди жертв насилия так много насильников. Тебя ударили, ты не можешь ответить и бьешь того, кто слабее. Это восстанавливает равновесие. Жертва может казаться сколь угодно сильной и уверенной в себе. Но не перестает быть жертвой.
Есеня смотрит на него, не отвечая.
– Я хочу, чтобы ты сказала это.
– Сказала – что?
– Что ты – жертва.
– Нет.
– Они все тебя использовали. Каждый гнул в свою сторону. Меглин. Женя. Худой. Отец. Все. Всю твою жизнь.
– Да пошел ты к черту! Я не буду с тобой разговаривать!
– Ты поэтому злая. Нервная. Агрессивная. Но ты не виновата, это они.
– Заткнись!..
– Они все от тебя чего-то хотели!
– И ты?
– Нет! Я хочу помочь тебе! Ты – жертва! Но ты не виновата!
Есеня плачет.
– Скажи это…
Есеня, как была, в одежде, уснула на диване. Ее будит звонок мобильного.
– Да?..