— Да, конечно. — Я сжевала толстый черешок сельдерея, плавающий в коктейле. Мне было грустно оттого, что развитие диалога, несмотря ни на что, было мне не по силам. Я слезла с
— Пятнадцать, — объявила козлиная борода. Клизия принялась шарить в своем кошельке:
— Так. За вас я платить не стану, хотя вам подобные на это явно рассчитывают.
Мое сердце подпрыгнуло: «Что? И я должна это выслушивать?» Философическая грусть испарилась в одно мгновение.
— Я заплачу за нас обеих! Сегодня ваш день, не так ли? — Я бросила синюю двадцатку на стойку. Объявила бороде «благодарю!» и уже собралась уходить, но бармен насильно впихнул мне в ладонь пятерку. «Пожалуйста. Я серьезно».
— Мне следует вас поблагодарить? — съязвила Клизия уже на улице. — Величие восточного европейца! Она платит за обеих! Ну, конечно, у вас, на Востоке, теперь есть деньги. Большей частью они притекают к вам через русскую мафию, не так ли?
Я почувствовала, что мне хочется ее отлупить. И подумала, какое место может подойти для этого лучше всего. Мы двигались в сторону Тибра. Клизия с невменяемым видом болтала уже о дурных привычках своей внучки.
— Перейдем дорогу, — предложила я, когда мы вернулись на
И там, у реки, я остановилась и сделала глубокий вдох. Возложив руки на округлые плечи Клизии, я посмотрела ей прямо в глаза.
— Ах! — воскликнула Клизия. — Ахх!
— Итак, сеньора. Все не так просто.
Клизия попыталась выкрутиться из моего захвата; она была довольно слабой, но за полные плечи удерживать ее было достаточно неудобно, поэтому я прижала ее, чтобы было сподручнее, к парапету Рафаэлевской набережной. Клизия взвизгнула и издала что-то вроде «Хи-ип!» Она таращилась на меня, как жуткий снегирь с распахнутым клювом.
— Отпусти меня!
Я прижала ее еще крепче.
— Теперь ты видишь. Совершать ошибки, действительно, возможно. Мне больно это признавать, но так оно и есть. Именно «настоящие» совершают ошибки,
Я заговорила хриплым голосом.
— Кто верещит, тот падает! Таков закон силы! Если ты считаешь, что ради какой-то твоей чертовой ценности можно ущемлять других, то так и скажи, уродина, но будь готова к тому, что и тебе скоро достанется!
— Я ничего не понимаю! — пискнула Клизия.
— Твоя метафизика тебе отомстит, потому что моя толерантность иссякает! Можешь сама решить, от какого мира достанется тебе оплеуха — моего или твоего! Если за недоброжелательность не извиняются даже при «дцатой» возможности, меч опускается! Закосневший мир разрубают, жизнь коротка! — Я и сама не понимала, из какого источника лилась моя нелепая иносказательная речь, но на чужом языке она струилась легко, как бы сама по себе. Я определенно основательно накачалась. Вино и «кровавая Мэри» сделали свою работу.
— Ты кто? Преступница? Убийца? Экстракоммутаристка, коммури… убийца-коммутарка! — Язык Клизии заплетался, хотя она наверняка хотела позвать на помощь четким и громким голосом.