Результат первого дня оказался плачевным — дубрава словно вымерла. Лишь изредка лязг металла и работа мощных двигателей свидетельствовали, что царящая в ней тишина обманчива. Движение на подъездных дорогах началось только с наступлением темноты. На этот раз гитлеровцы строго соблюдали светомаскировку, что лишний раз убеждало Петра в подготовке ими крупной наступательной операции. И тогда он решился на вылазку.
Вылазка едва не обернулась провалом: на подходе к дубраве они напоролись на боевое охранение и едва унесли ноги.
Второй и третий день также прошли впустую. До истечения срока выполнения задания оставались сутки, а Петру пока нечего было доложить Рязанцеву. Сведения о перемещениях гитлеровской техники мало что давали, и уныние охватило разведчиков.
Петр, нахохлившись, сосредоточенно смотрел на костер, будто в отблесках его пламени надеялся найти ответ на вопрос: как подобраться к дубраве? Но ничего другого, как попытаться взять языка, ему на ум не приходило.
— Опять этот «опель». Достал уже, гад, — голос Сычева заставил Петра встрепенуться.
— Какой? — машинально спросил он.
— Зеленый. Глаза уже намозолил.
— «Опель»? Намозолил? — и смутная догадка осенила Петра. Он схватил блокнот и лихорадочно зашелестел страницами. Дважды в день с постоянством маятника зеленый штабной «опель» проезжал перед ними.
«Офицер связи? Фельдъегерь? Секретные документы! Это последний шанс», — ухватился за эту мысль Петр и радостно вскликнул:
— Ребята, не все потеряно!
— Брать «опель»? — первым догадался Сычев.
— А там — штабная крыса, — предположил Новиченко.
Петр кивнул головой:
— Да. Других вариантов нет.
Разведчики, загоревшись этим планом, принялись дорабатывать детали, а потом, с аппетитом поужинав, легли спать, но так и не смогли сомкнуть глаз. Давали о себе знать нервы и проснувшийся азарт. Первым не выдержал Сычев и спросил:
— Иваныч, не спишь?
— Какой тут сон, — откликнулся Петр.
— Боишься, как бы не пролететь? Вдруг с дороги собьемся? Темень-то вон какая.
— Типун тебе на язык, — заворочался в своем углу Новиченко.
— Зачем маяться? Порубать — и вперед, — предложил Сычев.