Валентина из сельпо схуднула здорово, сделала в районе перманент и дала от ворот поворот грузчику с овощебазы. Не помогло. Тогда она повысила культуру обслуживания и перестала разбавлять сметану, но Стрекопытов всё так же проходил мимо.
Кадровичка Ядвига, наоборот, набрала пару лишних кило, принимая подношения в виде шоколадок за возможность почитать личное дело популярного сотрудника.
Библиотекарша Антонина Павловна увидела в снабженце тонкую, мятущуюся натуру и за свой счёт подписала его на толстый литературный альманах. Стрекопытов сдержанно поблагодарил, но на свидание так и не позвал. И в библиотеку больше не заглядывал.
Полногрудая фельдшерица Стася забросила все свои утренние дела и дежурила на пороге гостиницы с целью профилактического измерения давления у единственного постояльца. Стрекопытов начал уходить из хаты через окно.
И это только самые видные женщины села! Более скромные работницы комбината и другие поселянки, не знавшие, под каким предлогом подойти к мужчине, просто фланировали вдоль заводской улицы, замедляя ход у гостиничного окна, пока Стрекопытов не повесил на него штору.
К ночи женское внимание всё-таки спадало. Кого отцы загоняли домой, которые сами уходили, натерев мозоли тесными лодочками. Дольше всех на этот раз задержалась учителка, коттедж которой был обещан Стрекопытову. Несмотря на наличие официального жениха, она каждый вечер изображала из себя случайную прохожую, слегка отягощённую аккордеоном «Заря». Но и она ушла, напоследок промурлыкав что-то трогательное на своём инструменте. Стрекопытов вышел на крыльцо и тоскливо огляделся.
Все дьяволы привлекательны и опасны для женского пола, но некоторые особенно. К таким относился и Стрекопытов. Ему бы шелабудить, по курортам разъезжать со столичными актрисками и девушками из дома моделей, ан нет! Не интересовался этим. Отец его – он, кстати, из местных, к Мозырю приписан был – по молодости ох как гулял! Не то что девок, кикиморы запечной ни одной не пропустил на просторах от Кенигсберга до Камчатки. Пока не встретил бугульминскую одну, щекотуху из рода Шурале. Ну и она, известное дело, не слезла с него уже, щекотала, пока не поклялся жениться на ней. А женившись, дьяволы теряют свою магическую силу и тратят своё обаяние только на жён, отчего и плодовиты бывают без меры.
От отца Григорий унаследовал власть над женским сердцем, а от матери – лесную застенчивость и скромность. Вот и хоронился он в сельцах да вёсках, где соблазнов поменьше, девки почестнее и отцы у них построже. Да и то переезжал чуть не каждый год, когда очередная дура какая-нибудь совсем уж доставала.
За гостиничной хатой начиналось то самое поле, на котором серебряные колокольчики водились. До полнолуния было далеко, но знающий человек, а тем более дьявол, и в безлунную ночь найдёт, чем себя занять. Вот трава высокая с махровым стеблем – симтарим называется. Из груди мертвеца растёт и большую силу имеет от ведьминой порчи защищать. А вот нечуиха, которой ветер остановить можно, если, во рту травку эту зажав, заклятие верное произнести. Но Стрекопытову она ни к чему. Он искал навий лист. Про этот лист в старину говорили, что он может невидимкой обратить. Врали, конечно. Но кое-какие полезные свойства у навьего листа всё же есть. Например, если его истолочь в кашицу и намазаться ею, то люди на тебя внимание обращать перестанут. Видеть будут, но как-то вскользь, как будто не интересен ты им или дело какое важное отвлекает. За это навий лист любили ярмарочные воры, а шпионы всякие и пуще любили бы, да только теперь никто не помнит, как его искать. Оно и к лучшему.
А между тем найти его можно так: надо в безлунную ночь выйти в поле спиной вперёд с заговорённой свечой и ножом, потому что голыми руками навий лист не сорвёшь – обожжёшься. Идти нужно осторожно, прислушиваясь к шорохам и поглядывая на свечу – где она затрещит, а потом затухнет, там и ищи. На землю падай и слушай, какая трава гусём шипит. А услышишь, так сразу руби её ножом под корень, пока не затихла, не спряталась! Ну а потом бери её безбоязненно – лишённая корней, не обожжёт уже.
Свечка затрещала неожиданно, когда Стрекопытов упёрся спиной в ограду совхозного коровника. В полной темноте бросился он на землю и навострил уши. Но вместо гусиного шипения услышал томный вздох. Потом ещё один. И ещё. За стеной коровника происходило что-то странное. Сначала Стрекопытов смутился и хотел уйти, пока его не заметили, но тут вздохи участились и перешли в страстное мычание такой силы, что все окрестные собаки, проснувшись, ответили дружным заливистым лаем. В коровнике зажёгся свет.
– Майка! Майка! Ой, мамочки, как же это я проглядела тебя? Ну прости, прости, заснула… Сейчас всё сделаем, потерпи немного.
Отковыряв пальцем кусок пакли в стене, Стрекопытов разглядел рыжую корову с белой звездой и новорождённого телёнка. Ещё пару раз мелькнула фигура девушки, бегающей туда-сюда с ведром, а потом всё стихло и свет погас.
Над посёлком поднималась заря, навий лист уже не найдёшь, а скоро на завод. Стрекопытов привалился спиной к коровнику и задремал. А когда утренняя тень сползла с лица, он проснулся и увидел уходящую в поле девушку. Тонкая, загорелая, она шла по траве, не сминая её, и цветы кивали ей вслед. А потом девушка обернулась на секунду, скользнула насмешливым взглядом по Стрекопытову – и тот пропал навеки.
На работе он был рассеян. То достанет из авоськи алую гвоздику вместо гвоздей, то извлечёт оттуда денатурат в красивом хрустальном фужере. Дома под вечер вовсе стал задумчив, нашарил пачку «Казбека» и закурил впервые за последние три месяца. Где-то тарахтел мотоцикл, лениво брехали собаки и стрекотали ранние кузнечики, под окном распевалась Оксана Георгиевна со своим аккордеоном. А девушка всё так же стояла перед глазами и насмехалась над влюблённым дьяволом…
Следующим вечером Стрекопытов пошёл на танцы. Перед этим он целый час смотрелся в зеркало. Небольшие рожки сначала прикрыл фетровой шляпой. Но потом вернулся к привычной кепке. Надел, снял и снова надел галстук. Гвоздику поместил в петличку – не пропадать же добру! Затем глянул в окно, оценил обстановку и выскочил в тот самый момент, когда большинство прогуливающихся девиц отвлеклись на проезжающий мимо мопед.
По причине тёплой погоды танцы проходили не в самом клубе, а рядом, на площадке, освещаемой по центру единственным фонарём. Под фонарём, кстати, танцевались только энергичные танцы. А когда взвился над площадкой баритон, призывая вспомнить, как давно по весне он на чёртовом крутился колесе, пары танцующих сместились в тень, оставляя в центре место для эффектного появления дьявола.
Из темноты раздалось дружное девичье «а-а-ах». Стрекопытов расправил неслабые плечи, отбивая возникшее было у некоторых парней желание проверить его рога на прочность, и тут же согнулся под тяжестью двух-трёх, а то и четырёх селянок, повисших на руках.
– Григорий Вениаминович, – жарко дышала в ухо наиболее авторитетная.
– Гришенька! – молила откровенная и смелая.