Я переглянулась с Вестой, словно беря ее в союзницы, и рассмеялась:

— Каждая мать свято убеждена, что ее любимого сыночка просто обязаны боготворить все женщины мира. Не придавайте этому значения.

— Но мой муж тоже сказал, что рассчитывает на вашу помощь.

— Энрике так уверен в своих чарах?

— Надо его с кланом Маккинби познакомить. Чтоб осознал, — поддакнула Веста.

Вот так-так… А Весту просветили основательно. Но виду я не подала, подхватив пас:

— Вот завтра и познакомится. Жаль, Август в отъезде. Правда, у него нет чувства юмора, это помешало бы ему посмеяться от души. Мария, я не знаю, на что рассчитывает Энрике. Но, с моей точки зрения, это просто плохая шутка.

— Майор Берг, я вижу, что вы желаете мне добра. Вы даже ни капельки не оскорбились, хотя вчера я безобразно нагрубила вам. И я хочу отблагодарить вас. Не верьте моему мужу. Он способен очаровать и соблазнить любую женщину, всего лишь поговорив с нею час. Он совершенно неотразим, когда хочет быть таким. Женщина, самая порядочная, самая честная, просто теряет голову и идет за ним как завороженная. Я… я такое видела. Он не изменял телом, но… Он влюблял женщин в себя. И всех женщин использовал. Не знаю, может быть, он всегда таким был. Может быть, его научили в Ордене. Но он делает с любой женщиной все, что захочет. Как будто она глина в его руках. Ему никто никогда не отказывал ни в одной просьбе!

— Я же отказала.

— Но сейчас не откажете. Вас бросил муж, у вас маленький ребенок, вам одиноко. Я знаю, каково это — быть никому не нужной, когда у тебя на руках младенец, который еще не может быть опорой. Но я очень прошу вас: не поддавайтесь. Не верьте ему. Он действует по расчету. Он ни капельки не любит вас. Он вообще никого не любит, кроме своей мамочки.

— Думаете, я этого не вижу? — удивилась я. — Мария, я все-таки разведчик, хоть и потерявший квалификацию. Энрике увлекся мною, когда я была в Эльдорадо. Но сейчас — нет. Он холоден. Он умело изображает страсть. Он хорошо владеет мимикой, жестами, интонацией. Но, извините, у него не расширяются зрачки, не темнеет кожа от прилива крови к лицу, не учащаются дыхание и пульс. Его голос не приобретает ту глубину, которая характерна для возбуждения. Я в жизни не поверю, что он меня хочет.

— Но он убедит вас.

— Не сможет. Мария, вы преувеличиваете его привлекательность. Вы, наверное, были очень сильно влюблены в него, поэтому он кажется вам таким неотразимым мачо.

— Я никогда не любила его! Когда моя мама согласилась на наш брак, я хотела уйти в монастырь! А он попросил у них час, чтобы поговорить со мной! И я пошла к алтарю как сомнамбула, мне казалось, что все получится… Я не понимала, зачем это делаю. Но считала, верила, что так будет лучше!

Я смешливо прищурилась:

— Ой ли?

Строгая эльдорадка, мать троих детей, внезапно залилась ярким румянцем, спрятала красивое лицо в ладонях.

— Вы так краснеете, словно любить своего венчанного мужа, отца своих детей — это грех, — с легким упреком сказала я. — Да каким бы он ни был. Грех — это идти замуж и рожать детей без любви.

Она уронила руки на стол. Маленькие ушки были алыми от смущения.

— Может быть… может быть, вы правы, — сказала она с усилием. — Майор Берг, вы правы. Я… я боялась. Боялась брака вообще. Меня очень строго воспитывали, и я даже не знала, о чем говорить с мужем наедине, что мне делать, как себя вести. Я очень рано осталась без отца, моя мама предпочла вдовство, и мне не у кого было учиться. Я умела вести дом, у меня было превосходное, хотя и домашнее, образование… Это правда! Даже мой муж удивлялся тому, что я понимаю его с полуслова, хотя он — доктор философии, а я затворница. И… — она стрельнула глазами в сторону Весты. — На самом деле я знаю федеральный язык. Должно быть, вам сказали.