• Как мужчина, я понял, что б
• Я верю в «радикальную» идею о том, что мужчины и женщины равны.
• Мы, мужчины, не должны опасаться тех сторон своей личности, которые в обществе считаются «женственными» — то есть «слабыми».
• По большей части «мужскому поведению» я учился у своего отца, который, как я понимаю, учился этому у своего. Еще я брал уроки у мужчин-сверстников, которых обучали их отцы. Мы передаем эти сценарии из поколения в поколение. И нам следует разорвать эту цепь.
• Как мужчины, мы должны использовать свою силу, смелость и прочие традиционные мужские качества, чтобы исследовать собственные сердца. Да и все другие элементы своих личностей, которые мы не перечисляем в резюме или в биографиях в соцсетях. Например, чувствительность, хрупкость, способность выслушать кого-то.
• Давайте просто заткнемся и послушаем женщин, находящихся рядом с нами.
• Кстати, мой папа, на которого я втайне сердился годами за его предрасположенность к чувствительности, — еще одна причина того, что я в детстве научился пользоваться сердцем, а не кулаками. Да, он не совершенен (я расскажу об этом в следующих главах), однако он чертовски особенный, и я страшно рад тому, что он мой папа.
Я сделал это. Отклик был мгновенным, и в основном — обнадеживающим и поощряющим. От женщин. А от мужчин? Немного. Но тут имелись свои особенности. Женщины публично делились своими отзывами, публично комментировали, публично же призывали мужчин к просмотру. Женщины поддерживали меня откровенно и открыто, но я заметил интересный феномен, на котором заострил внимание и в своем выступлении: где в это время находились мужчины? Они не стремились прилюдно комментировать мое выступление или делиться им (а если и комментировали, то чтобы унизить меня). Позитивные, меняющие жизнь отклики от мужчин я получал только при личном общении. В персональных сообщениях, закрытых чатах, по электронной почте. Подростки писали, что впервые почувствовали: в мире есть место для таких, как они; шестидесятилетний мужчина признался, что смог наконец осознать, каково это — быть отвергнутым собственным полом. На целых страницах текстов мужчины делились своими глубочайшими чувствами и страхами. Они говорили о том, что вдруг уделенное им внимание подарило им ощущение свободы. Но это лишь часть мужчин. К тому моменту, как мой посыл достиг всех остальных, его уже неправильно интерпретировали, вырвали из контекста и политизировали.
Я хорошо помню ночь, когда двухминутное видео наиболее эмоциональной части моего выступления стало вирусным (количество просмотров за несколько дней превысило пятьдесят миллионов). После множества звонков и текстовых сообщений от родственников и друзей (мгновенно ввергнувших меня в тревогу, ведь, как я знал, за шквалом любви следует ожидать такую же или б
Наши истории могут отличаться, но все они имеют общую сюжетную линию. Каждый мужчина, которого я знаю, множество раз испытывал чувство неполноценности. Моя история содержит десятилетия попыток вместиться в мужские рамки, попыток носить доспехи, превращающие меня в полноценного мужчину; я носил их до тех пор, пока образ того, кем-по-мнению-мира-я-должен-быть, не придавил меня и я не перестал понимать, кто я вообще такой.
Сила моей истории — не в деталях, хотя я и буду подробно описывать свой опыт. Сила — в приглашении. Возможно, вы услышите в ней что-то, что напомнит вам о чем-то в вашей жизни и призовет к изучению этого, заставит усомниться в нем и переосмыслить его. Сила — в приглашении к вере в то, что вы не одиноки в своей борьбе, в своих чувствах и страхах. Вы не одиноки в своих рамках — внутри набора ограничений, навязанного обществом, заставляющего нас думать так, как мы якобы должны думать, и ведущего нас к «полноценности» лишь одним определенным способом.
Признаюсь, я немного волнуюсь, завершая эту книгу, отправляя ее на публикацию и таким образом выпуская в публичное пространство для открытой критики. Риск заключен в самом определении уязвимости: уязвимость — это состояние, при котором возможно получить повреждения, физические или эмоциональные. Эта книга раскрывает те мои стороны и те мои чувства, о которых я не хотел говорить и которых долгое время стыдился. Речь не о выставлении напоказ моего грязного белья и не об исповеди в грехах, а о демонстрации моей человечности (надеюсь) — человечности, характерной для всех нас.
И это будет именно демонстрация. Я исследую себя, начиная с сердца, и поделюсь с вами настолько открыто и искренне, насколько смогу, — потому что иначе нет смысла. При этом я действительно рискую получить оскорбления, быть униженным или даже отлученным от собственного пола (ведь пол как часть моей личности, несмотря на все усилия, все еще требует принятия). Но в этом случае выгода превышает риски, потому что подвергнуться оскорблениям или травле — для меня лучше, чем провести еще тридцать с чем-то лет, боясь узнать, кто я такой на самом деле, и определяя себя лишь так, как того требует от меня мир.
Я хотел бы, чтобы эта книга стала вам хорошим другом — вам, мужчине, который, подобно мне, долго пытался уместить себя в рамки, слишком узкие для него; вам, женщине или небинарной персоне, желающей больше узнать о том, как мужественность влияет не только на вашу жизнь, но и на жизни мужчин, которых вы знаете и любите. Я хочу, чтобы эта книга побудила вас начать или продолжить ваше собственное исследование. Здесь нет правильного или неправильного пути. В этом и состоит способ переосмысления чего-либо. Мы раскрываем это для исследования и объяснения. И создаем пространство для творческого подхода. А где есть творчество, там есть и любовь.
Я хочу, чтобы эта книга стала вашим компаньоном в путешествии по долгому и непростому маршруту от головы к сердцу, чтобы она вооружила вас искренними человеческими истинами, которые помогут справиться со старинной, укорененной в культуре убежденностью: мол, вам надлежит быть достаточным (в чем-то), чтобы считаться полноценным мужчиной.
И самое главное: я хочу, чтобы эта книга вернула вам веру в то, что вы прекрасны и хороши по сути своей; и того, кто вы есть, того, как вы существуете, достаточно, чтобы вы могли считать себя полноценным.
Глава первая. Достаточно смелый. Как это на самом деле — быть смелым?
«Давай, Писюн! Не будь девчонкой!» Я никогда не забуду, как Тим орал это из холодной воды под обрывом, пока остальные парни смеялись и прикалывались надо мной из-за того, что я никак не решался прыгнуть. Река неистовствовала внизу, в шести метрах от того места, где мое худое тринадцатилетнее тело тоже неистовствовало от ужаса, а мои ноги из последних сил пытались удержаться за перилами на краю моста. Я абсолютно уверен: в этот момент мои яйца прятались где-то между пупком и подбородком, и если бы он проорал что-то вроде «где же твои яйца, чувак?», их было бы непросто найти.
Тим и другие мальчики не знали (а я не сказал им до того, как шагнул за перила этого прекрасного моста), что я боюсь высоты — если только меня не защищают от нее окна, ограждения и всякие прочие изобретения человечества, нацеленные на то, чтобы уберечь людей от соскальзываний и падений со всяких штук, вроде той, с которой я как раз планировал сигануть.
Так как же я поступил? Я задержал дыхание и сделал то, что делают большинство мальчиков, когда их мужественность подвергается сомнению. Я собрал волю в кулак и прыгнул. Правда, лишь после того, как десяток раз порывался и снова останавливался, тем самым сильнее распаляя себя. Но все-таки я прыгнул. Мне хотелось бы думать, что я походил на Дуэйна Джонсона, убегающего от вражеской атаки, или на кого-то, кто спасается из объятого огнем здания, пронзает водную поверхность и снова показывается над ней — и выглядит еще круче, чем за секунду до этого; однако, полагаю, на самом деле я больше напоминал орущий карандаш, воткнувшийся в воду под странным углом. Но, черт побери, я сделал это! Правда, не потому, что молния смелости пронзила меня, заставив храбро взглянуть в лицо своим страхам. И не потому, что я настоящий мужчина. Нет, я прыгнул потому, что вероятность прослыть «девчонкой» пугала меня сильнее возможной травмы. Позвольте мне перевести это на не такой уж секретный язык мужественности — именно на нем написаны правила, управляющие нашим существованием. Для мальчика прослыть «девчонкой» — все равно что закрепить за собой звание слабака. И для меня было страшнее попасть в число тех, кто «слабее», ниже рангом, чем промахнуться мимо метрового потока воды и остаться парализованным на всю жизнь. Да, это очень важно, ведь в языке, на котором мы, мальчики и мужчины, говорим друг с другом, быть «девчонкой» означает не быть мужчиной (ну или, как минимум, быть слабым мужчиной), и причина этого лежит в глубоко укорененном сексизме. Мы даже не пытаемся остановиться и обдумать, как привычка к использованию таких слов подсознательно влияет на наше восприятие женщин и обращение с ними. В нашем классе многие девчонки прыгали с этого моста, и тем не менее ребята знали: обозвать меня «девчонкой» или «бабой» за мой страх — быстрейший способ заставить меня прыгнуть. Язык обладает огромной властью и влияет на нас сильнее, чем мы осознаём. Тогда, в детстве, да и сейчас, будучи уже взрослым мужчиной, пишущим эти строки, я всегда либо полностью соответствую какому-либо понятию, либо полностью не соответствую, и мой тринадцатилетний мозг кличку «девчонка» трактовал однозначно: я не мужчина. Так что прыгнул я не потому, что осмелел, а потому, что страшился перспективы оказаться «недо-», просто испытав настоящие эмоции. Я боялся признать, что боялся. Добро пожаловать в темные бездны мальчукового мозга и в рационально-иррациональный процесс, помогающий нам принимать решения.