— Достоинство переоценено, — говорю я, прежде чем провести зубами по его длине, чтобы снова взять головку в рот. На этот раз он, кажется, просто сдается. Его рука скользит по моим волосам, нащупывает затылок, и на секунду он удерживает меня там. Притягивает меня ближе. Прижимает меня к себе, пока я не чувствую, как кончик его члена ударяется о заднюю стенку моего горла. Я поддаюсь Йену, наслаждаясь тем, как он теряет контроль, соленым вкусом, его дрожащими бедрами, тем, как он беспомощно дергает меня за волосы, чтобы заставить принять больше, глубже, лучше…

Внезапно все перевернулось с ног на голову. Меня тащат по его телу, переворачивают на спину, прижимают к кровати. Одна из его рук держит оба моих запястья над головой, и когда я поднимаю глаза, то вижу, что он держит меня в клетке. Сначала я замечаю панику в его глазах, затем то, как близок он был к тому, чтобы кончить, затем огромное облегчение от того, что ему удалось этого не допустить.

— Ханна, — говорит он. В его тоне слышится приказ.

— Что?

Его член подергивается у меня на животе. — Думаю, теперь я буду главным.

Я надулась. — Но я…

— Прости, но это уже случилось. Я собираюсь трахнуть тебя. Я не собираюсь кончать в тебя… — Он не закончил предложение. Просто наклоняется вперед, чтобы поцеловать меня, и к тому времени, как он это делает, я киваю, задыхаясь.

— У тебя есть презервативы?

— Нет. Но я принимаю таблетки. Мы можем заниматься этим без ничего, если ты не заразишь меня грубыми венерическими заболеваниями. Но я верю, что ты не станешь спасать меня от моржей только для того, чтобы я умерла от хламидиоза, так что…

Я думаю, ему нравится идея, что мы будем делать это без ничего. Я думаю, ему нравится эта идея, потому что сначала он целует меня, задыхаясь, а потом начинает работать над тем, чтобы снять все — все до последнего слоя — с нас обоих.

По правде говоря, я не могу вспомнить, когда в последний раз была полностью обнажена с кем — то. Когда я занимаюсь сексом — тем видом секса, на который я обычно иду, — всегда есть какой — то неснимаемый слой. Бюстгальтер, майка. Не полностью снятые трусики. Мои партнеры были такими же: боксеры на лодыжках, юбки задраны, рубашки все еще расстегнуты.

Я никогда не зацикливалась на этой мысли, но сейчас отсутствие интимности за этими встречами стало кристально ясно. Теперь, когда Йен навис надо мной, он сосет мои груди, словно спелые фрукты, его язык то сладок, то шершав на податливой нижней стороне, чередуя слишком много и недостаточно.

Он раздвигает мои ноги коленом, располагается прямо между ними, и я ожидаю, что он войдет в меня одним плавным движением. Я, конечно, достаточно мокрая, и то, как он обхватывает меня за талию, выдает его нетерпение. Но в течение долгих мгновений он, кажется, просто удовлетворенно покусывает мои сиськи. Хотя я чувствую, как его эрекция, горячая и немного влажная, трется о внутреннюю сторону моего бедра, когда он двигается. Это приводит к тому, что я задыхаюсь, а он стонет, что — то глубокое и насыщенное поднимается из его груди.

— Я думала, ты сказал, что хочешь трахаться? — выдыхаю я.

— Да, — урчит он. — Но это… это тоже хорошо.

— Ты не можешь, — резкий вдох, — тебе не могут так нравиться мои сиськи, Йен.

Мягкий укус, прямо вокруг твердой точки моего соска. Мой позвоночник поднимается с кровати. — Почему?

— Потому что… они… Никто никогда не делал этого. — Я не хочу упоминать, что моя грудь — это не то, о чем стоит писать дома, он, вероятно, уже знает, поскольку она была в его рту большую часть последних десяти минут. Кажется, он все же понял.

— У тебя самые идеальные маленькие сиськи. Я всегда так думал. С первой нашей встречи. Особенно когда я впервые встретил тебя. — Он сосет одну, одновременно щипая другую. Он точен. Хорош. Восторжен. — Они такие же красивые, как Колумбийские холмы.

Из меня вырывается задушенный смех. Глупо приятно, когда кто — то сравнивает мое тело с топографической особенностью Марса. А может, просто приятно, когда кто — то, кто знает Колумбийские холмы, дергает меня за соски и смотрит на них так, будто это восьмое и девятое чудо Вселенной.