– Еще бы. Кто может похвастаться таким прекрасным домом?

Фил не сказал отцу о своих находках в саду, хотя слова так и вертелись у него на языке. А Ленни не сказал сыну о том, что и сам в последнее время подозревает что-то. Разговора не получилось, но Филу удалось заронить в душу отца некое зерно, которое укоренилось в ней и активно принялось развиваться.

На несколько месяцев установилось затишье. Если только не считать, что нанятый конюх исчез на другой же день, прихватив весь свой скарб.

– Спасибо, что хоть не ограбил, – говорила Анна.

Лошадей решено было продать, так как постоянное исчезновение конюхов ставило семью Карми в невыгодное положение, а Анне добавляло работы. На самом же деле лошади никому не были нужны. Фил ими не интересовался и даже немного побаивался. Алекс за полгода ни разу не зашла на конюшню, а Ленни предпочитал автомобили.

Весной лошади были проданы, а конюшня разобрана. На ее месте со временем решено было поставить «домик для размышлений», как выразился Фил, обожавший всякие укромные закутки.

А пока Ленни исследовал дом. Он планомерно обшаривал этаж за этажом, но ничего подозрительного не находилось. Безделушки, пачки старых писем, огромный гардероб бабушки Елизаветы, которая была, судя по всему, той еще кокеткой. Исследовав все от первого этажа и до чердака, Ленни решил совершить набег на подвал. В той части, где стоял газовый нагреватель с котлом, он, конечно же, бывал. И в соседней комнатке, превращенной кем-то из жильцов в мастерскую – тоже. Но его внимание привлекла маленькая железная дверь в мастерской. На ней висел огромный проржавевший амбарный замок, ключ от которого был давно потерян, как сказала Анна.

– Нет там ничего интересного, – объяснила она Ленни. – Когда-то там был винный погреб, но потом после смерти последнего мужа, госпожа Елизавета перестала увлекаться винами. То, что оставалось, перенесли в кладовую на кухне, а дверь заперли. Уж очень там сыро.

В один из весенних дней, когда Фил был отпущен на пасхальные каникулы, Ленни решил вместе с ним исследовать этот неизвестный им кусочек дома. Невозможно чувствовать себя домовладельцем, не зная своих владений до последнего сантиметра.

Замок пришлось сбивать обухом топора, но сама дверь настолько проржавела, что не поддавалась. Приоткрывшись на пару сантиметров, она остановилась в этом положении как вкопанная. Как ни тянул ее Ленни, как ни пытался закрыть снова, чтобы открыть сильным рывком, как обычно делали во всех фильмах ужасов, ничего не помогало. Дверь заклинило.

– Надо смазать петли маслом, – важно сказал Фил, – тогда они разработаются.

Но не помогло и масло. Похоже было, что петли давно уже спаялись намертво между собой, либо… либо их кто-то спаял специально? Возможно, кто-то более мастеровитый на их месте оказался бы более успешным. Но что мог придумать бывший клерк муниципалитета, сроду не державший в руках молотка? Или его маленький сын?

Выбившись из сил, они решили обратиться за советом к Анне. Домоправительница появилась рассерженная, она терпеть не могла, когда хозяева начинали блажить. Могучими руками она подхватила лом и, используя его как рычаг, приоткрыла дверь еще примерно на полметра.

– Пролезете, – сказала она грубо. – Некогда мне тут открывать никому не нужные двери.

Первым протиснулся, вернее, проскользнул Фил. А вот начинающий толстеть Ленни немного застрял.

– Если прошла голова, то пройдет и все остальное, – подбадривал Фил отца, где-то услышанной мудростью.

– Это про кошек, – прохрипел Ленни, боком протискиваясь в узкую щель. – У них не бывает такого пуза…

Наконец он с воплем просочился в узкий коридор, сильно оцарапав при этом щеку. Да, за дверью начинался сводчатый каменный коридор, такой длинный, что невозможно было угадать, к чему он ведет и где заканчивается. Но самым неприятным сюрпризом оказалась полнейшая темнота. Наши исследователи совершенно не учли этого и не захватили с собой фонарь.

– Сходи-ка, сынок, за фонарем, спичками, свечками – словом, за всем тем, что дает свет, – попросил Ленни. – Сам видишь, назад мне никак.

Фил отправился обратно и через десять минут вернулся с большим фонарем и шуршащим пакетом, в котором лежали несколько свечей и упаковка спичек.