– Ничего не понимаю… Вить, это как так вышло?
– Да просто: море рядом, вокруг лес, ветер в другую сторону был. Стечение обстоятельств, так сказать! Может и дальше на север всё чисто, черт его знает. Дозиметр исправен, чисто тут, он же с Лиепая не щелкал! Мы как пристали к берегу, я и не заметил, что пыли-то нет, там-то пыль была желтая, сразу видно, – Смутьянов развязывал перчатки химзащиты.
– Это верно, это да… а если она невидимая? Не сдохнем, а? – Симонов испуганно посмотрел на шкипера.
– Она и есть невидимая, только вот прибор врать не будет, а другого у нас нет. Авось не сдохнем. Ну, я так думаю, – Виктор поднял палец вверх и направился дальше по улице.
– Одно меня смущает, Вячеслав Игоревич, что люда нету – ни живого, ни мертвого. Сколько тут народу живет?
– Да прилично живет, только… какой день сегодня? – Симонов нахмурился.
– Пятница, кажись, – шкипер откинул рукав и посмотрел на командирские часы. – Точно, пятница уже.
– Так ничего странного! Народ здесь молодой, работящий, стариков да детей мало, вот они в понедельник тот и уехали! Поутру почти все на производство уезжают, на завод консервный. За ними автобусы высылают, так они возвращаются только заполночь.
– Тогда понятно, – Виктор зевнул. – Значится, почти все уехали утром, а днем оставшихся эвакуировали, может попрятался кто по подвалам.
Моряки шли дальше молча, пока не наткнулись на здание милиции. Внутри никого не оказалось, милиционеров не было, а в журнале дежурного значилась эвакуация на улицу Лелас лела, в бомбоубежище под одним из домов. Там был то ли бункер, то ли просто убежище, но всё оставшееся население направили туда.
– Дошли, как думаешь? – шкипер задумчиво закусил губу.
– Времени было не много, но идти недалече. Думаю, старики попрятались по домам, взрослые с детьми укрылись, только нет их там, неделя прошла, Вить, все уже уехали.
– Так город чист! Смысл было уезжать, если тут безопасно? – Смутьянов задумался.
– Может приказали, забрали военные или ещё кто. Неважно это! Может пылевой бури ждать не стали, не суть дела. Давай уже выдвигаться, мне эти походы не по нутру уже – Симонов выдал страдальческую мину.
Они вышли и двинулись к убежищу, благо было совсем рядом. Шаги гулко раздавались по мостовой, ветра не было, всё замерло. Вот уже рядом, за углом было бомбоубежище, но что там?
Зайдя за угол, моряки пошатнулись и поспешили опереться на стену. Словно в плохом сне всё повторялось, снова и снова смерть шла впереди них. Вдоль узкого проулка лежали мёртвые тела – будто какая-то неведомая сила собрала несчастных в одно место на заклание. Вонь стояла неимоверная, тела начали разбухать и разлагаться, на мостовой были лужи испражнений. Странная реакция человеческого организма: мы расслабляемся полностью лишь после смерти, при этом теряя контроль над желудком и мочевым пузырем. Едкая насмешка природы над самоубийцами, да и над всеми другими, почившими без подготовки.
Улица была устлана мертвецами – тут были дети и старики, лежало несколько рабочих с лодочной станции и трое милиционеров. Моряки поспешили натянуть противогазы, хотя это почти не спасло от удушающего зловония. Симонов сполз по стене, держась за сердце, и сел прямо на камень. Виктору хватило мужества, и он неровными шагами подошел к ближайшему телу. Мальчик, лет десяти, белобрысый. Тело было в позе эмбриона, с поджатыми к груди коленями. Шкипер склонился и увидел, что мальчик держится двумя руками за горло, словно задыхаясь. Сосредоточившись, Виктор перешел к другому погибшему, и ещё одному – клиническая смерть наступила от удушья, несомненно.
Он вернулся к Симонову и сел рядом.
– Адохнулись. Се.
– А? – невидящими глазами дозорный посмотрел на товарища.