Бобриха вытащила лапами изо рта букет и, показав огромные зубищи, издала то самое «хрум-хрум-хрум».

— Нога деревянная была, — подала голос невеста. — Протез.

Я вновь замотал головой в надежде проснуться. Но какой там сон! Стал бы я спать, будучи погруженным в холоднющую воду, да еще в обществе говорящих бобров и невесты с отгрызенной ногой!

— А ты с ним, поди, целовалась? — задал я глупейший в подобной ситуации вопрос.

— Я не знала…

— Что там было знать?! — перебил невесту жених. — Кому она, одноногая нужна? Она и мне не нужна. А вот тебе…

— Да что здесь происходи-то, в конце концов! — вновь перешел я на крик.

— Кричать — бесполезно! — спокойно сообщил жених-бобер. — Ты, охотничек, себе по-другому помочь сможешь. И себе, и девушке, и моей бобрихе…

— Как — по-другому?

— Как? — переспросил он и замолчал, будто размышляя над собственным ответом. — А вот послушай.

Своим выстрелом тогда, в ноябре, ты мог прервать одну из ветвей рода бобров. Моего рода, который населяет эти места многие сотни лет, и который так и не был истреблен людьми даже в самые голодные времена…

— Уверен, что мне все это не снится, — не выдержал я его монотонного повествования. — Но почему ты разговариваешь? Причем, разговариваешь точно так же, как и я, с той же интонацией… Ты — мутант, да?

— Я — результат вмешательства человека в жизнь бобра.

— То есть, человек научил тебя говорить…

— Научил говорить? — мне показалось, что бобер усмехнулся. — Он сделал гораздо большее! Он образовал новую бобровую ветвь, потомком которой я и являюсь, и которую ты почти оборвал своим идиотским выстрелом!

— Может, все-таки объяснишь? — попросил я. Конечно, в моем положении выслушивать бредни мутирующего грызуна было верхом идиотизма, но дело в том, что я нащупал ногой под водой какой-то корень и теперь пытался приноровиться, чтобы, оттолкнувшись от него, подняться из воды и освободить застрявшие в расщелинах руки.

— Да. И тебе, и ей, — бобер кивнул на дрожавшую от холода невесту, — надо все объяснить и тем самым вас подготовить.

Корень под моей ногой, оказался довольно шатким, надо было придумать что-нибудь еще, а пока — послушать, что там собирался объяснять нам с невестой ее жених.

— Впервые это случилось с моей прабабкой, — стал рассказывать тот. — В то время среди людей шла война, была разруха, и по сравнению с нами — бобрами, жили они впроголодь. Поэтому многие старались, как можно больше пользоваться дарами природы: собирали грибы, ягоды, ловили рыбу, добывали птицу и зверя. Зверя добывали не ружьями, а силками да капканами.

Жил в то время в округе деревенский рыжеволосый дурачок-переросток по прозвищу Игорюня. Люди его не жаловали, всячески потешались над Игорюней, издевались. Поэтому, когда наступали теплые деньки, уходил дурачок из своей деревни в лес, в самую глухомань и жил там поблизости от ручья и плотины, которой мы, бобры, этот лесной ручей перекрыли. Ночевал в шалаше, питался тем, что добывал своими руками в лесу, да все за нашей бобровой общиной подглядывал. Нравилась Игорюне наша жизнь, со временем он даже вместо шалаша соорудил себе хатку наподобие бобровой.