— Что, блесну оборвал? — спросил подошедший Сергеич, увидев свисающий с кончика спиннинга обрывок лески.

— Оборвали. Вместе с уткой оборвали.

— Ну, да, — усмехнулся приятель. — Скажи еще, что это твой бобер оборвал.

Я вопросительно посмотрел на Сергеича, собрался сообщить ему, что, возможно, он совершенно прав, но вместо этого лишь сказал:

— Ладно, уж, давай свою водку, а то у меня ноги совсем задубели…

— А утка-то где? Что, доставать не собираешься? — недоверчиво спросил Сергеич, возвращая мне ружье и скидывая с плеч рюкзак.

— В кусты под тем берегом занесло, — выдал я более правдоподобную версию. — Доставать ее — только время терять. Лучше других пойдем искать. Но сначала выпьем. А то — ноги мои, ноги…

Говорят, чтобы не страдать от холода, надо в первую очередь держать в тепле ноги. Но вода быстрой, родниковой Истры даже летом никогда не была теплой. Купание в ней обычно заканчивалось, едва успев начаться. Сейчас, судя по окоченевшим ногам, мое купание сильно затянулось. Вернее, не купание, а нахождение в воде. Вынужденное. Очнувшись после соприкосновения моей головы с упавшей ивой, я испытал нечто вроде шока. И было от чего.

Во-первых, я находился на не берегу любимой речушки, а в какой-то не то огромной норе, не то в маленькой пещерке, наполовину заполненной водой. Свет в пещерку проникал, сквозь щель между отвесным берегом и наполовину обрушившейся площадки, на которой я недавно сидел и под которой теперь оказался, и также через неширокую полосу между водой и противоположной стороной площадки. Во-вторых, кисти моих рук оказались кем-то вставлены в расщелины двух толстых веток торчащих из воды по бокам от меня. При этом вода чуть-чуть не доходила мне до паха. В-третьих, в пещерке я был не один. Напротив меня, точно в таком же полуподвешенном положении находилась девушка в фате — та самая невеста… И, в-четвертых, я различил в сумерках, слева и справа от нее две уставившиеся на меня морды. Одна из которых принадлежала не иначе как тому самому жениху, вторая, хоть и мало чем от нее отличалась, но все-таки была не человеческой а бобровой! И в зубах у этой бобровой морды был букет цветов, завернутых в серебристую обертку.

Мне часто снятся сны, и не всегда радужные, бывают и неприятные, и страшные, и кошмарные. И бывало, что когда кошмарный сон подходил к своей кульминации, я, отказываясь в него верить, заставлял себя проснуться, и… просыпался!

Сейчас я попытался проделать то же самое, то есть зажмурился и замотал головой, приказывая себе проснуться…

— Вот мы и встретились, охотничек за ценным мехом! — прозвучало над моим ухом.

— Что происходит? — открыв глаза, хрипло выдавил я.

— У меня сегодня свадьба, — сообщил жених. — Все, как у людей. Гости, невеста в свадебном платье, первая брачная ночь… Должна была бы быть…

— Какого черта вы меня здесь держите? — мне совершенно не было дела до чьей-то там свадьбы. — У меня ноги замерзли!

— Могла бы быть. Первая брачная ночь, — никак не отреагировал на мои крики жених. — Если бы не тот твой выстрел…

— Какой выстрел?! Я на рыбалку приехал!! Отпускай, давай! — Я рванулся, но только причинил рукам боль. — И девушку отпустите! Она вон тоже…

Перед моими глазами вдруг возник мосток и на нем то, что осталось от невестиной ноги.

— Она же… Ты же у нее ногу… отгрыз?

— Это чтобы привлечь твое внимание, пока моя бобриха доканчивала дело с деревом…