Шарль Азнавур

Аспирин любви

Шарль Азнавур еще при жизни стал легендой. Но для каждого, в ком течет армянская кровь, это не просто певец-легенда. Его голос – часть ДНК всех моих соотечественников. И я не исключение.

Хорошо помню: мне семь лет. Родители вернулись с гастролей во Франции (в те годы лучшие армянские музыканты приглашались диаспорой в гастрольные туры) и привезли невероятные трофеи: двенадцать бокалов с видами Парижа, две куколки в костюмах танцовщиц Moulin Rouge в прозрачных коробках, лак для ногтей в пузатой бутылочке “Диор”, красный брючный костюм, который не налез на мою пышную попу (до сих пор помню свои сдавленные рыдания), мамина шубка искусственного меха под серо-белую норку и главная ценность – кассетный магнитофон из серебристого металла величиной с лист А4 с несколькими кассетами в придачу. На дворе ноябрь 1969 года, все еще слушают музыку на бобинах… И первое, что раздалось из этой волшебной серебряной книжки, был хрипловатый мужской голос, поющий La boheme на непонятном мне языке.

Моя мама, всегда шедшая против течения, душившаяся духами “Каменный цветок”, когда все душились “Красной Москвой”, после поездки по Франции решила, что дочь ее непременно должна говорить на французском, а не на модном тогда английском. Конечно, я сразу согласилась: ведь у меня появилась мечта – понять, о чем поет тот голос. Кто тогда знал, что французскому суждено в будущем стать моим вторым языком!

А любовь к Шарлю Азнавуру осталась со мной навсегда. Уже будучи замужем, в начале 1990-х, я оказалась в Париже, когда Азнавур давал серию концертов с Лайзой Минелли в Пале де Конгре, Парижском дворце конгрессов. На концерте я настолько была потрясена, что слышу Азнавура вживую, что, выпив в антракте коньяка и поймав кураж, решила подойти и поцеловать певцу руку. Как? Почему? Я как будто сама с собой поспорила… Помню, как шла на ватных ногах, как в огромной комнате стоял маленький усталый человек (на сцене он всегда казался больше), как в состоянии транса я выдвинулась из массы народа и кинулась к его руке, бормоча что-то на несовершенном французском. Он боязливо отпрыгнул, на лице не было ни улыбки, ни ярости, только удивление.

Спустя десять лет меня познакомили с ним в Москве в компании армянских друзей. Когда я рассказала ему о том своём порыве, он грустно улыбнулся: “Даже не сосчитать, сколько армянских женщин и мужчин кидались целовать мне руки, говоря, что благодаря моим песням выучили французский язык”. Я почувствовала себя такой банальной, такой глупой… Однако жизнь приготовила мне подарок настоящего общения: впоследствии мы не раз встречались, говорили.

В жизни Азнавур был совершенно не похож на человека-легенду. Невысокий армянский мужчина, немного усталый, с печальным взглядом и тихим голосом. Он всегда внимательно слушал собеседника, иногда шутил, но юмор его тоже был каким-то тихим. Казалось, он постоянно погружен в себя, как будто бережет силы. В тот его приезд, когда мы записывали это интервью, я встретила его на ступенях отеля “Арарат Хаятт”, где он любил останавливаться (в частности, потому, что внизу в ресторане готовили отменную долму, а на крыше была маленькая армянская часовня). Он стоял на морозе, глаза слезились от ветра. Я кинулась его обнимать, а он тихо, как ребёнок, попросил: “Пойдём со мной в магазин. Мне надо срочно купить себе шапку, иначе я заболею. Боюсь, не смогу объясниться”. Шапку мы нашли быстро. Никто даже не узнал в этом скромном пожилом человеке великого певца.

Когда появилась программа “Нескучная классика”, Шарль Азнавур еще раза три приезжал в Москву. Но мне так и не удалось пригласить его в студию. Менеджер его за годы сменился, с новым я была не знакома, а привозящий продюсер плевать хотел на все мои мольбы. Ему нужен был сиюминутный эффект, и он предпочел программу “Вечерний Ургант”. И все же моя надежда еще раз поговорить с Шарлем Азнавуром в кадре ушла только в тот день, когда его не стало. Однако голос его по-прежнему звучит во всех моих плей-листах, его песни по-прежнему врачуют душу и заглушают боль. “Вечная любовь – это когда навсегда”. Pour toujours.