— Я не знаю. Никогда не знал.

— Как долго ты пролежал в госпитале?

— Всего несколько недель.

— В таком же паршивом месте, как то, где сейчас Дэвид?

— Много хуже.

— Почему все госпитали такие плохие?

— Потому что для армии раненый солдат, который больше не может сражаться, — это мусор. Поэтому мы полагаемся на гражданских, а им тоже плевать.

Воэн приложила ладонь к шраму, а потом ее рука скользнула Ричеру за спину. Вторая рука проделала такой же путь с другой стороны. Воэн обняла его за талию и прижалась щекой к его груди. Потом она подняла голову, а Ричер наклонился и поцеловал ее. Он ощутил тепло, вино и зубную пасту. Воэн пахла мылом, чистой кожей и каким-то нежным ароматом. У нее были мягкие волосы. Она закрыла глаза. Он провел языком по ряду незнакомых зубов и нашел ее язык. Одной рукой Ричер поддерживал ее под затылок, а другой — внизу спины.

Длинный, длинный поцелуй.

Она прервала его, потому что ей не хватило воздуха.

— Нам нужно это сделать, — сказала она.

— Мы это делаем, — ответил Ричер.

— Я хочу сказать, что это правильно.

— Я тоже так думаю, — сказал Ричер.

Он ощущал мизинцем правой руки конец молнии на ее платье. Мизинец его левой руки касался упругих ягодиц.

— Потому что ты уедешь, — прошептала она.

— Через два дня, — сказал Ричер. — Максимум через три.

— Никаких осложнений. Ничего постоянного, — добавила Воэн.

Он наклонился и еще раз поцеловал ее. Переместил руку, нащупал язычок молнии и потянул вниз. Под платьем она была обнаженной. Теплая, мягкая, гладкая, гибкая и благоуханная. Он наклонился, подхватил ее одной рукой под колени, а другой обнял за плечи и понес по коридору, туда, где, по его представлению, находились спальни. При этом он продолжал ее целовать. Две двери, две комнаты. От одной пахло пустотой, а от другой — Воэн. Он внес ее во вторую спальню и поставил на ноги. Платье сползло с плеч и соскользнуло на пол. Они снова стали целоваться, и ее руки рванули пуговицу на его брюках. Через минуту они лежали в ее постели.